32 рассказа, в которых вымышленные события превосходят действительность

22 сентября 2014
ИЗДАНИЕ
АВТОР
Сергей Кумыш

Рецензия на антологию "Русский жестокий рассказ", составленную Владимиром Сорокиным

"Нет, не солнце, не это всемирное сияние энергии, и не кометы, не бродячие черные звезды закончат человечество на земле: они слишком велики для такого небольшого действия. Люди сами затомят и растерзают себя, и лучшие упадут мертвыми в борьбе, а худшие обратятся в животных". Эти слова Андрея Платонова могли бы стать эпиграфом к сборнику "Русский жестокий рассказ", который выходит в издательстве Corpus в сентябре. Платоновский текст — самый страшный, самый безумный и больной из всех тридцати двух рассказов, вошедших в книгу.

Составителем сборника стал Владимир Сорокин, в свое время написавший, помимо прочего, сценарии к двум главным и недооцененным фильмам прошлого десятилетия: "Москва" и "Мишень". "Москва" ознаменовала собой начало нулевых, "Мишень" их логически завершила. Пересмотрите эти фильмы в свете прошедших и происходящих событий, получите массу незабываемых ощущений. Хотя, конечно, удовольствие не для слабонервных.

Вот и "Русский жестокий рассказ" — чтение не для всех. Об этом, в первую очередь, свидетельствует маркировка 18+ и предупреждение о содержащейся внутри нецензурной брани. Но дело в другом.

Морально подготовиться к знакомству с этой книгой невозможно. Хотя вроде бы и название говорит само за себя, и аннотация сообщает о том, что "авторы приоткрывают дверь в пространство иррационального". В заблуждение вводят фамилии писателей, большинство из которых хорошо известны, многим — с детства. Отдельные тексты также давно знакомы. Поэтому какого-то особого открытия поначалу не ждешь: ну, собрали классиков и современников под одной обложкой, объединили общей темой — интересно, не более того.

Тем сильнее будет шок, который наступит после прочтения первых случайно выбранных рассказов. Сразу бросается в глаза отстраненность, почти холодность повествовательного языка. Как будто писатели, живые и мертвые, делали тексты именно по заказу Сорокина. Все они до такой степени соответствуют друг другу, что впору звать экзорциста и разгонять эту компанию. Только ничего уже не сделаешь, вот они, перед тобой.

Страшными рассказы делают не описанные в них события и не примеры жестокости, из-за которой все здесь, собственно, собрались. Страшно становится оттого, что каждая история идеально выстроена и сугубо, сурово интеллектуальна. Этакий дэвидлинчесвский цирк уродцев, предназначенный исключительно для разглядывания, но не для сопереживания. Изысканное удовольствие для пресыщенных жизнью — за умеренную плату.

Впрочем, и этот эффект на поверку оказывается внешним, обманчивым. Потому что героев, в конечном счете, становится жалко. Но подобраться к ним на достаточное расстояние, чтобы если не принять на себя, то хотя бы разделить их страдания, нам не дадут.

Рыжебородый бродяга упивается до смерти, потому что хочет явственней почувствовать жизнь (Бунин). Университетский профессор умышленно доводит жену до инфаркта с помощью ловкой, почти изящной выдумки (Набоков). Молодой эмигрант решает застрелиться, и все, согласно его плану, складывается удачно (Газданов). Пьяницу и матерщинника двое красивых молодых людей забивают молотком (Сенчин). Одинокий пенсионер встречает день космонавтики у открытого окна, медленно умирая от внутрибрюшного кровотечения — его живот пробит киркой (Сорокин).

Несколько лет назад какой-то британский институт провел исследование, в ходе которого выяснилось, что наибольший стресс получает человек, который смотрит новости по телевизору, а не тот, что находится в эпицентре показываемых событий. Даже минимальная сопричастность к самым ужасным бедствиям дает возможность эмоционального выхода. Любой же новостной блок предлагает готовые, четко сформулированные и подогнанные под определенную идеологию факты, но и только. Именно это делает телевизор зомбоящиком, а не реклама средств для похудения или передача, в которой бесприданница занимается сводничеством. Телевизионные новости — один из самых изощренных видов насилия.

Что же тут, казалось бы, может быть общего со сборником русской прозы, представленной в действительно лучших образцах? Тот самый удушающий эффект непричастности. Но если книгу всегда можно отложить, и в ней ничего не изменится, то телевизор многие в последнее время просто боятся выключать, с каждой минутой становясь все несчастнее.

После всего вышесказанного может возникнуть ощущение, что этот текст преследует цель отговорить вас от чтения "Русского жестокого рассказа". Это не так. Несмотря ни на что книгу стоит прочесть. Не за один присест. Не для развлечения. Не ради возможности пощекотать нервы.

Владимир Сорокин собрал под одной обложкой рассказы, в которых вымышленные события своей конкретностью и беспощадностью превосходят действительность. Во всяком случае, привычную действительность. Вам будет страшно и плохо. Но, оторвавшись от книги, есть надежда увидеть свет — не в конце тоннеля, а вокруг себя. В кои-то веки найти утешение не в вымысле, а в собственной жизни. Эта проза не обладает терапевтическими свойствами, но снабжает ими окружающий мир. И если это качество не доказывает ее причастность к высшей форме искусства, то любые другие аргументы будут попросту напрасны.