Соломон Волков рассказал о книге "Нота" Олега Дормана

09 октября 2013
ИЗДАНИЕ
АВТОР
Соломон Волков, Александр Генис

Книжная полка. Баршай

Неутомимый Соломон Волков — выдающийся культуролог, искусствовед и мемуарист, живущий в Нью-Йорке, — поделился своими впечатлениями о книге "Нота" Олега Дормана в беседе с Александром Генисом на Радио Свобода. Волков написал предисловие к книге и с нетерпением ждет ее выхода в свет.

Александр Генис: Соломон, на днях в Москве в издательстве "Корпус" выходит очень примечательная книга - мемуары Баршая. Я знаю, что вы написали предисловие к этому сочинению. Представьте эту книгу.

Соломон Волков: История этой книги началась с фильма, сделанного замечательным режиссером Олегом Дорманом, прославившимся тем, что по телевидению российскому показали - и это стало сенсаций - фильм, где он заснял Лилианну Лунгину, жену известного киносценариста и мать в данный момент не менее известного кинорежиссера. Дорман ее снимал много лет, ее рассказы о своей жизни, пытался так или иначе показать этот фильм. Много лет ему отказывали, наконец каким-то чудом ему удалось пробиться на телевидение, фильм показали, и  этот многосерийный фильм произвел сенсацию, люди не отрывались от телевизора.

Александр Генис: Книга, написанная по этому фильму, выдержала то ли 10, то ли 15 изданий, для издательства "Корпус" она стала большой находка. И я понимаю почему. Я читал эту книгу, и должен сказать, что это история настоящего интеллигентного счастливого человека. Как "Люди. Годы. Жизнь" Эренбурга для другого поколения, она рассказывает о том, что и при советской власти можно было вести честную, умную, красивую, интересную и достойную жизнь. Это — жизнеутверждающее сочинение. Но вернемся к Баршаю.

Соломон Волков: Вслед за этим фильмом, который создал целый жанр, потому что вслед за фильмом Дормана открылась дверь и для других подобных проектов. Там поняли на телевидении, что это интересно людям, а не только интересен тот треш, который в них всовывают и предполагалось, что только этим можно заинтересовать массовую аудиторию. Не правда, есть в России интеллигентная аудитория.

Александр Генис: Павич, я сам это от него слышал, однажды сказал: "Читатели гораздо умнее редакторов. У меня, например, есть пять миллионов читателей, но каждый редактор мне говорил, что меня читатель не поймет. Оказалось, что не понимают только редакторы".

Соломон Волков: Так вот, Дорман сделал такую же штуку с замечательным музыкантом Рудольфом Баршаем, который родился в 1924-м, а умер в 2010 году. Баршай был сначала альтистом, потом основал квартет, в будущем знаменитый Квартет имени Бородина, и наконец он стал дирижером сначала Московского камерного оркестра, первого своего рода в Советском Союзе, который исполнял старинную музыку.  Они исполняли Вивальди, итальянскую музыку барокко, они Баха первыми начали играть на постоянной основе. Я много раз их слышал в Советском Союзе. Это был может быть лучший оркестр такого рода в мире. По многим причинам, и потому, что Баршаю удалось привлечь действительно замечательных музыкантов, и потому, что сам Баршай был очень значительной и крупной фигурой в этом смысле. Затем он стал симфоническим дирижером, уехал на Запад, поселился в Швейцарии, был очень востребован во всем мире, множество записей выпустил. Одной из любопытных сторон, очень значительной стороной деятельности Баршая были его транскрипции.

 src=Фильм Дормана "Нота" был сделан незадолго до смерти Баршая — это отдельная увлекательная история, как Дорман поехал посмотреть, как можно это сделать, без оператора. А оператором у него в фильме был никто иной, как Юсов - легендарный, недавно ушедший из жизни, оператор самого Тарковского. Так вот, он приехал и увидел, что Баршай совсем плох и надо быстро что-то снимать. Он без оператора снял изумительный монолог Баршая о том, как Баршай работал над транскрипциями, которые считал делом своей жизни, новой редакцией 5 симфонии Малера и новой редакцией "Искусства фуги" Баха. Но в фильм вошла только часть диалогов, а сейчас выходит книга под названием "Нота", книга называется так же, как и фильм.
Фильм "Нота" уже прошел по каналу "Культура" и тоже вызвал массовый энтузиазм, люди его смотрели с большим увлечением и интересом. На а мне предложили написать предисловие к книге.

Александр Генис: Какой же главный тезис вашего предисловия?

Соломон Волков: Я просто написал о том, что эта книга уникальна во многих смыслах. Потому что друзья, коллеги Баршая, такие как Ойстрах, Гилельс, Коган, Ростропович своих мемуаров не оставили, и это невосполнимая потеря. И то, что Баршай благодаря Дорману такую книгу оставил — это огромная удача и везение. Там запечатлен огромный пласт советской, а значит и русской музыкальной жизни в интерпретации, в передаче замечательного музыканта и, как оказалось, невероятно интересного рассказчика.

Александр Генис: Вы знаете, я как раз читаю куски из этой книги, и там есть один абзац, который хотел бы попросить вас прокомментировать. Я цитирую, Баршай пишет:
"Когда я услышал 4 струнный концерт Шостаковича, написанный в 48-м году, то был потрясен откровенностью и бесстрашием этой музыки. Там, скажем с невероятным сарказмом, проходит православный хорал, потом еврейская танцевальная тема, и это повторяется несколько раз. Однажды я показал Шостаковичу это место в партитуре, каким же взглядом он на меня посмотрел — тут была и гордость, и радость, что кто-то все понял. Он несколько секунд так смотрел, а потом как будто потушил огонь, хотя при этом наоборот зажег спичку и закурил "Казбек" (он курил "Казбек" или "Беломор") и сказал официальным тоном, как будто хотел и меня научить, как надо об этом говорить: "Но это ничего не значит, просто музыка и все". Просто музыка".

Соломон Волков: Да, это очень любопытный эпизод, очень характерный, говорит многое и о самом Шостаковиче, и о манере его поведения. Мне посчастливилось знать и Шостаковича, и с Баршаем провести какое-то время. Я могу увидеть за этим эпизодом взаимные перекрещивающиеся взгляды. Что хотел сказать Шостакович? Шостакович часто скрывал это, он вообще был невероятно сложным, многослойным человеком, настоящим гением из той породы, о которых мы сегодня говорили. Произведения Шостаковича как раз принадлежат к числу таких, которые можно интерпретировать бесконечно и они поддаются многослойной интерпретации. Реакция Баршая и его комментарий — это тоже одна из возможных вариаций, одна из возможных интерпретаций. Баршай, как известно, сделал пять аранжировок струнных квартетов Шостаковича. Он, кстати, говорит в этой книге о том, что эти аранжировки на сегодняшний момент исполняются в мире может быть не реже, чем оригинальные квартеты самого Шостаковича. Действительно это так, баршаевские аранжировки пользуются очень большой популярностью.

Нью-Йоркский Альманах. Беседа Соломона Волкова и Александра Гениса на Радио Свобода