Реконструкция Москвы: от первого Генплана ко второму. Фрагмент из книги "Москва монументальная"
В ноябре 2022 года в издательстве Corpus вышла книга историка, доцента в университете Баффало Кэтрин Зубович "Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма" (перевод с английского Татьяны Азаркович). Публикуем фрагмент из этой книги, посвященный новому Генеральному плану реконструкции Москвы, который начал разрабатываться московскими архитекторами и планировщиками летом 1949 года.
Монументализм и новый генплан реконструкции Москвы
Как уже было сказано, занимаясь "делом Чечулина" в 1949 году, советские функционеры обнаружили, что метод "наскока" он практиковал и в качестве главного архитектора Москвы. Привычка Чечулина вносить внезапные изменения в проект небоскреба на Котельнической набережной и явные промахи, допущенные им в комитете по градостроительству, были общими симптомами того масштабного хаоса, который творился в этой сфере Москвы в послевоенный период. Расследование деятельности Чечулина дало властям повод обсудить недостаток централизации и беспорядочный характер проектирования в столице. Из-за того, что повсюду трубили о строительстве небоскребов, возникало впечатление, будто это четкий и слаженный план, — на деле же на стройплощадках Москвы, не говоря уж о градостроительных ведомствах, царила полная неразбериха.
"Дело Чечулина" ясно показало, что градостроительная система Москвы нуждается в более строгом надзоре и координации. Но уже летом 1949 года московские архитекторы и планировщики дорабатывали то, что так и оставил незавершенным главный архитектор: создавали новый Генеральный план реконструкции столицы. Толчком к его разработке стало еще одно совместное постановление Совета Министров СССР и ЦК партии, выпущенное в феврале 1949 года. Изначально новый Генплан Москвы мыслился как документ, на основе которого можно будет работать ближайшие 20–25 лет, хотя к августу 1949‑го этот срок сократили уже до 10 лет 124. Коллектив, собранный чтобы довести этот план до конца,состоял из главных членов Комитета по делам архитектуры СССР, среди которых были Аркадий Мордвинов и Григорий Симонов. Им дали всего несколько месяцев, после чего новый Генплан следовало представить государственным и партийным деятелям для одобрения.
Чтобы разработать новый план реконструкции советской столицы, московские власти должны были для начала оценить удачи (и неудачи) первого Генплана, принятого в 1935 году. Прежний Генплан представлял собой всеохватную градостроительную программу: расширение границ Москвы, системы ее водных артерий, транспортной и энергетической инфраструктуры, благоустройство главных магистралей и проспектов. Он задумывался как рассчитанная на 10 лет программа роста и развития Москвы, однако в 1941 году из‑за войны начатое пришлось остановить, а потом многое так и оставалось незавершенным. В старый план не вносились никакие коррективы с учетом изменившихся обстоятельств и новых технологий, появившихся уже в послевоенные годы, и до конца 1940‑х он оставался руководящим документом для московских планировщиков. Московские небоскребы хорошо вписывались в уже существующую схему, однако с приближением нового десятилетия становилось ясно, что Москва нуждается в разработке нового Генплана. Вышедшее в феврале 1949 года постановление о создании нового плана реконструкции Москвы не давало планировщикам почти никаких указаний, однако в нем был сформулирован официальный взгляд на Генплан 1935 года: он одобрялся, и упоминалось также, что во многом его задачи оказались "перевыширение газопроводной системы, возведение мостов — все это отмечалось как важнейшие успехи. Заявляя, что "в ближайшие 3–4 года основные задания десятилетнего плана реконструкции городского хозяйства Москвы будут выполнены", государственные и партийные чиновники теперь, в 1949 году, явно воспринимали второй Генплан как программу, которая во многом будет опираться на крепкие основания, уже заложенные выполнением первого Генплана. Этот бравурный тон вполне годился для перепечатки в "Правде", но за закрытыми дверями столичные архитекторы и градостроители предлагали произвести более трезвую оценку того, что действительно было достигнуто с 1935 года.
И вот, принявшись в 1949 году за работу, команда архитекторов и планировщиков очень скоро обнаружила, что обширные части программы 1935 года остались неосуществленными. Работавшие над черновым планом собрали свои находки и рекомендации в брошюры с грифом "секретно", и среди них есть документ под названием "Достижения Генерального плана реконструкции Москвы". Слева в этом документе перечислялись пункт за пунктом все задачи плана 1935 года. Справа же располагались комментарии, пояснявшие, в какой мере выполнен соответствующий пункт. Глядя на эти столбцы, легко было понять, сколько обещаний так и остались на бумаге. Хотя в строительстве метро, прокладке газовых труб и возведении мостов наблюдался прогресс, напротив десятков других пунктов Генплана 1935 года значились пометки "не выполнен", "полностью не выполнено" или "не осуществлено". Некоторые улицы — например, Садовническая набережная — не были вымощены заново, а другие — как часть Волхонки — не были расширены. Знаменитую улицу Горького расширили и застроили, но не до конца. На других столичных магистралях, например, на Ленинградском шоссе и Садовом кольце, работы тоже не были завершены. Городской парк трамваев, троллейбусов, автобусов и такси недотягивал до количественного показателя, обозначенного в качестве цели в 1935 году. А главный объект Генплана 1935 года — Дворец Советов — так полнены". Строительство Московского метрополитена, раси не был построен. Однако для среднестатистического горожанина важнее всего было другое последствие недовыполнения плана — острая нехватка жилья. Из тех жилых площадей, о которых говорилось в Генплане 1935 года, удалось построить лишь 20 %. Со строительством больниц и школ дело обстояло еще хуже.
По мере того как обретал очертания второй Генплан, городские власти пытались наверстать упущенное время. Главным стержнем послевоенной программы реконструкции стало жилищное строительство. В предварительных рекомендациях архитекторы, работавшие над новым планом, призывали построить 115 тысяч новых квартир лишь за первые пять лет, а к 1959 году довести их количество до 300 тысяч. Хотя это, конечно, не может сравниться с размахом кампании жилищного строительства, во всесоюзном масштабе развернутой Никитой Хрущевым в 1957 году, во втором сталинском Генеральном плане реконструкции Москвы признавалось, по крайней мере, на бумаге, что власти видят самую безотлагательную потребность столицы — потребность в жилье. В марте 1950 года Хрущев в качестве нового первого секретаря Московского горкома партии выступил с речью о новых шагах к созданию второго Генплана. Будущий лидер страны объявил: "Жилищное строительство выдвигается сейчас как одна из важнейших задач партийных и советских организаций".
Новый Генплан был обнародован в 1952 году, и произошло это совсем буднично, без каких‑либо торжественных заявлений. Выступая на XIX съезде партии в октябре того года, официальные лица повторяли обещание Хрущева сделать важной задачей нового плана строительство жилья, а также школ и больниц. В итоге московский послевоенный план оказался рассчитан на десять лет, охватывая период с 1951 по 1960 год. По замечанию Тимоти Колтона, "этот документ не содержал тех славословий монументальному строительству, каких от него, быть может, ожидали". Зато во втором и последнем сталинском Генплане реконструкции Москвы нашли широкое отражение реальные нужды и заботы города и его жителей.
И все же то представление о будущем облике Москвы, которое формулировалось в конце 1940‑х — начале 1950‑х, складывалось под воздействием двух противоположных сил: приземленных потребностей и тяги к монументальности. Сделав главной задачей послевоенного Генплана жилищное строительство, власти признали, что горожане существуют в ужасных бытовых условиях. И в то же время планировщики не отрекались от прежних клятв в верности монументальной архитектуре. Точно так же, как образцово-показательным объектом Генплана 1935 года был Дворец Советов, во втором сталинском Генплане главными элементами градостроительной программы стали восемь небоскребов. В результате жилищное строительство было противопоставлено монументальному, и перевес в этой борьбе намечался в сторону идейных, а не практических соображений.
Как и в Генплане 1935 года, в послевоенном плане выделялась юго-западная часть столицы: там планировалось развернуть особенно масштабное жилищное строительство. Когда был обнародован новый Генплан, на юго-западе сооружалось высотное здание МГУ. Университетский небоскреб должен был стать центральной точкой нового жилого района. Вокруг высотки планировалось возвести единообразные, выдержанные в неоклассическом стиле жилые кварталы, причем потребности жителей ставились на второе место, а на первое — верность монументальной эстетике. В конечном итоге, колоссу на Ленинских горах и остальным его высотным собратьям предстояло оттягивать на себя ресурсы от жилищного строительства.
В апреле 1950 года Лев Руднев, главный архитектор высотки на Ленинских горах, встретился с коллегами в московском Союзе архитекторов. Руднев описал, как недавно поднимался на вершину строившегося здания, и сказал, что его поразил вид, открывшийся с недавно возведенного 16-го этажа. "Я никогда не видел, как развернулась Москва в своем величии", — сказал архитектор. Руднев не стал вдаваться в подробности и описывать открывшиеся ему виды, но наверняка он заметил неприглядность и запущенность раскинувшегося внизу города. Московские небоскребы увеличивали беспорядок, который воцарился в столице задолго до них. Виды, открывавшиеся теперь благодаря появлению высоток, обнаруживали непреднамеренные последствия монументализма сталинской эпохи: хаотичные сети дорог и рельсовых путей, проложенных для подвоза стройматериалов на стройплощадки, бараки и общежития, на скорую руку возведенные для вольных и заключенных строителей (илл. 4.12), а вдалеке — еще строившиеся новые жилые кварталы для множества москвичей, выселенных с тех мест, где теперь воздвигались небоскребы. Московские монументальные здания, призванные привнести в советскую столицу порядок, на деле сами порождали хаос.