Покорные качели. Сергей Кузнецов о новом романе Мишеля Уэльбека "Покорность"
Новый роман Мишеля Уэльбека "Покорность" (который к осени выйдет на русском) — не лучший его роман, но добротный трактат на актуальнейшую тему: добровольное бегство от слишком уж необъятной либеральности в строгие и понятные рамки консерватизма. О мировых трендах и антиутопиях размышляет главный редактор "Букника", писатель и журналист Сергей Кузнецов.
Молодая девушка, едва переведя дыхание после вдохновенного минета, сообщает любовнику, что ее родители эмигрируют в Израиль и она уезжает вместе с ними. "Но я не хочу отсюда уезжать, — восклицает она, — я люблю эту страну, это моя родина!" Она рыдает, и они снова занимаются сексом.
Это эпизод из нового романа Мишеля Уэльбека "Покорность". Но эта узнаваемая сцена — далеко не самое актуальное в романе для русского читателя.
Казалось бы, сатирическая антиутопия о том, как во Франции к власти пришла финансируемая саудитами партия "Мусульманское братство", обречена на то, чтобы пополнить коллекцию любимых "Первым каналом" страшилок о гибели Европы — но пока издательство Corpus готовит русский перевод романа, новости подкидывают все больше поводов для совсем иных сопоставлений. Дело даже не в статьях типа "Через 15 лет Россия может стать исламским государством" и не в скандальных историях о "свадьбе века". Уэльбек написал роман не о "победившем исламе", а о добровольном бегстве от либерального "расширения пространства борьбы" в спасительное лоно систем, требующих покорности и подчинения, в объятия многоликой консервативной революции — то есть, на самую актуальную для современной России тему. Есть ощущение, что Гейдар Джемаль, Дугин и Дебрянская отлично бы вписались в число действующих лиц "Покорности".
В романе Франция выбирает между двумя консервативными проектами — с одной стороны, почвеннически-шовинистский проект "Национального фронта" и множества мелких, еще более националистических и ультраправых, групп; с другой — универсалистский, наследующий Римской империи проект "единой исламской Европы". При такой постановке вопроса не удивляет ни бегство французских евреев в Израиль, ни победа "Мусульманского братства".
Эта альтернатива, как и вся идеология "меньшего зла", подозрительно знакома русскому читателю — будь то "силовики vs Кадыров" или "националисты vs Путин". Любую подобную дихотомию роднит с уэльбековской Францией то, что из них исключена либеральная альтернатива: любезную сердцу автора романа свободу носить мини-юбку, может, еще и удастся отстоять (Путин, вроде, пока не возражает), но о более фундаментальных правах придется рано или поздно забыть.
Честно говоря, это не лучший роман Уэльбека. Собственно, есть подозрение, что это не роман, а трактат. Персонажи появляются, чтобы произнести монолог и уйти. Иногда они возвращаются, иногда — нет. Главный герой — депрессивный интеллектуал, которого примиряет с жизнью только секс — хорошо знаком по другим книгам Уэльбека.
Короче, это далеко не "Карта и территория", но прочитать "Покорность" нужно хотя бы для того, чтобы понять: в России — как всегда — не происходит ничего уникального. Все, что нас так печалит или раздражает (а кого-то, наоборот, радует) в современной общественной жизни России — это всего-навсего часть международного тренда, очередного мирового консервативного отката.
Это не первый консервативный откат в истории Европы. Герой книги — специалист по Гюисмансу и потому все время пытается понять, почему проповедник декаданса, пропагандист Бодлера и "проклятых поэтов" в конце жизни обратился в католичество. Да примерно потому же, почему персонажи романа обращаются в ислам— в конкурентном мире без границ хорошо молодым, а с возрастом ищешь спокойную гавань и проверенные рецепты.
А раз все это не в первый раз, значит, речь не идет о "конце Европы" или "конце эпохи либерализма" или вообще о конце чего угодно.
Не потому что изменится именно Россия (уйдет Путин, рухнет экономика, сработают санкции, украинские танки выбьют чеченский спецназ из Кремля и т. д.), а потому что в очередной раз во всем мире поменяется тренд. Консервативная революция закончится тем же, чем заканчиваются все революции: она съест своих детей, и на авансцену выйдут новые люди, которые будут отстаивать противоположные идеи.
Об этом, правда, Уэльбек ничего не пишет — но, в конце концов, перед нами антиутопия, а не политический прогноз.