Поп-корность

29 декабря 2015
ИЗДАНИЕ
АВТОР
Ксения Рождественская

Его книги построены по одной схеме, схеме заката Европы. Глубокое погружение в какой-либо предмет — тонкости генной инженерии, туристического бизнеса или творчества Ж.-К. Гюисманса, — потом глубокое погружение в какое-либо тело. Смазка — апатия, иногда горечь, поиски смысла, отсутствие любви.

С возрастом эта схема начинает сбоить. В книгах становится меньше Эроса и Танатоса, больше холодной усталости. Отсутствие любви и смысла — то, что раньше само составляло смысл прозы Мишеля Уэльбека, — начинает вызывать какие-то неожиданные эмоции: не депрессию, а понимание. Покорность.

В эту схему приходится включить еще одну страшноватую закономерность: книги Уэльбека то ли формируют реальность, то ли считывают еще не написанные новости. "Платформа" вышла месяца за три до терактов 9/11, недвусмысленно их предсказав. Через год — взрыв на Бали, ценителям Уэльбека показалось, что ленту новостей они уже где-то читали. С выходом "Покорности" получилось еще страшнее: во Франции роман о наступлении ислама появился за день до расстрела редакции "Шарли Эбдо", а в день теракта журнал вышел с карикатурой на Уэльбека на обложке. Нарисованный писатель говорил: "В 2015 году у меня выпадут зубы, а в 2022-м я начну поститься в Рамадан". В ту неделю, когда "Покорность" вышла в России, во Франции начались теракты.

Уэльбек называет чушью все попытки объявить его пророком. Он даже написал "Карту и территорию", роман о том, что реальность не вмещается в описание самой себя. Он не пророк, он просто один из тех, кто видит, как устроен мир.

Во всех своих романах Уэльбек описывает западную цивилизацию, уставшую от самой себя "систему, жить в которой невозможно", систему, зашедшую в тупик. Перепроизводство товаров, искусства и удовольствий привело к потере смысла. Какой может быть выход? Поиски "жизни вечной": клонирование, секс-паломничество в девственный рай третьего мира, принятие новой религии. "И тут я понял: Европа уже совершила самоубийство".

"Покорность" — не памфлет и не антиутопия, это спокойный и подробный рассказ об уставшей цивилизации, которая соглашается быть "второй женой" у ислама. Герой — Франсуа, профессор Сорбонны. Ему за сорок, он занимается Гюисмансом, крутит мимолетные романы со студентками и думает о смысле жизни и приближающейся старости (геморрой, экзема, одиночество). Тем временем на выборах 2022 года центристы объединяются против ультраправых, и к власти приходит мусульманин. Все в рамках закона.

Как у Гюисманса в "Наоборот" герой, дез Эссент, читает Петрония — "книгу точного слова, где нет ни единого авторского комментария, ни намека на положительную или отрицательную оценку мыслей и поступков персонажей или пороков одряхлевшей цивилизации и давшей трещину империи", — как Франсуа у Уэльбека читает Гюисманса и рассуждает о смене эпох и нисхождении благодати, так читатель Уэльбека вдруг осознает, что перед ним разыгрывается представление не о смерти империи, но о рождении новой. Уэльбек говорит, что изначально хотел провести своего героя, вслед за Гюисмансом, от натурализма к католичеству, к обретению веры, но "не справился". Получилось точнее и страшнее: герой постепенно погружается в новый порядок. Женщины уходят с рынка труда, безработица ликвидирована. Какие-то магазины закрываются, другие ликвидируют кошерный отдел. Франция превращается в центр новой франкоговорящей империи, Марокко вступает в ЕС. Сорбонна становится исламской, и, чтобы там преподавать, нужно принять ислам. У профессоров Сорбонны теперь по две жены, а зарплаты духоподъемно заоблачны.

Герой теряет работу, родителей, девушку. "Вершина любовной жизни" Франсуа, Мириам, почувствовав, что во Франции грядут перемены, эмигрирует в Израиль. Сначала эта страна ее совершенно не привлекает, но потом она пишет оттуда: "Тут трудно, но зато мы знаем, зачем мы здесь". На что герой реагирует: "Вот уж чего обо мне никак не скажешь".

Это, кажется, ключевые слова в романе, если не во всем творчестве Уэльбека. Его герои не понимают, зачем они здесь. Попытки найти смысл ни к чему не приводят: вялая или изобретательная секс-жизнь, безвкусные обеды для микроволновки или восхитительные пиры, Ницше или Гюисманс, эвтаназия или клонирование — какая разница. Франсуа предпринимает даже нечто вроде паломничества в монастырь по следам Гюисманса, но там нельзя курить, и это все, о чем он может думать.

Это большая депрессивная война: между уставшими и теми, кто знает, "зачем они здесь". Теми, кто во что-то верит, и теми, кто просто пытается выбрать меньшее зло. В одном интервью Уэльбек сказал: "Марин Ле Пен может остановить иммиграцию, но она не может остановить исламизацию. Это процесс духовный, изменение глобальной парадигмы, возвращение религии. Речь идет не о проблеме расово-социального порядка, но о системе ценностей и проблемах веры".

Во французском слове “soumission” есть множество оттенков: здесь и подчинение, и намек на сексуальную перверсию, и послушание, и зависимость, есть даже значение "сумма в уплату долга". Но "Покорность" — самый точный перевод, не по смыслу слова, а по смыслу происходящего.

Франсуа предлагают принять ислам и вернуться преподавать в Сорбонну. Последняя глава написана в будущем времени: "Пройдет еще несколько недель… позвоню… церемония обращения будет предельно простой… стану мусульманином… коктейль будет очень веселым…" И последняя фраза книги: "И я ни о чем не пожалею".

Весь этот пассаж можно воспринять как угрозу, даже как агрессию: так будет с каждым, — и ужасаться перспективам. Или как удар милосердия: может быть, все будет иначе, еще есть время передумать. Или как констатацию факта: современному европейцу, который не знает, зачем он здесь, абсолютно неважно, кому себя вверять. Важно, чтобы в 2015-м у него не выпали зубы.