Новые книги тюремной прозы: "Случайные жизни" Олега Радзинского
В год столетия Александра Солженицына и 111-летия Шаламова (число не такое круглое, но завораживающее) жанр тюремной прозы в русской литературе остается если не главным, то уж во всяком случае краеугольным. "Случайные жизни" Олега Радзинского поначалу не выглядит принадлежащей к этому жанру. Даже название у книги нарочно блеклое: так могла бы называться телепередача на "Домашнем", в которой сын знаменитого драматурга добродушно пьет чай на кухне у какого-нибудь заслуженного деятеля искусств. Да и в размытой обложке не сразу узнаешь решетку.
Начинаются "Встречи" тоже вполне конвенционально. Детство реписа (презрительное сокращение для словосочетания "ребенок писателя"), непременная искаженная цитата из Толстого, спецшкола, поездки в черкесский аул Головинка к бабушке Лие. Лия Гераскина, кстати, — автор "В стране невыученных уроков", так что Радзинский был не только реписом, но и, по выражению Петрушевской, внуписом.
Радзинский рос вполне типичным брежневским мажором и вполне мог бы прожить беззаботную жизнь "золотого ребенка", но государство пришло на помощь. Заигравшись в диссидентство — самиздат, дружба с активистами, юношеское желание погеройствовать, — Олег попадает в поле зрения КГБ и становится сперва подследственным, затем осужденным, потом заключенным "Лефортова" — и дальше по этапу.
"Тюрьмы всегда покровительствовали литературе: вспомним Верлена и Сервантеса", — не знаю, читал ли Радзинский борхесовское предисловие к "Книге о разнообразии мира" Марко Поло, но наверняка согласился бы с ним. Радзинский часто пользуется словом, которое не ожидаешь встретить в книге об этапировании на лесоповал: "благодарность". Он благодарит КГБ и лично Андропова за возможность познакомиться за решеткой с "узниками номенклатуры", администрацию Свердловского изолятора № 1 — за возможность посидеть на посту для "вышкарей" (приговоренных к высшей мере наказания), "чутких сотрудников ГУИТУ" за возможность пройти по этапу.
В этом, конечно, много иронии, но и много искренности: если уж государство выдернуло тебя из жизни и повезло в "столыпине" в Сибирь, — будь добр не ныть, а с любопытством глядеть по сторонам и впитывать уникальный опыт. Радзинский смотрит на мир не из-за решетки, а "с той стороны зеркального стекла". Ему, мажору, позволили увидеть, как на самом деле устроена страна — такой опыт лучше бы не получать, но больше его точно нигде не получить. Это любопытство и позволяет Радзинскому пережить жуткий опыт и действительно выйти на свободу другим человеком, куда более цельным и знающим цену этой свободе.