"Время безумного изобилия, полной неразберихи и сумятицы"
Вскоре в издательстве Corpus выходит книга "Песни в пустоту. Потерянное поколение русского рока 90-х", посвященная рок-героям 90-х, многие из которых так и не реализовали свой потенциал. ART1 публикует беседу с авторами книги промоутером Ильей Зининым (клубы Ikra и China Town Cafe) и музыкальным журналистом Александром Горбачевым ("Афиша", "Афиша-Волна").
Вы писали книгу 8 лет — почему все же так долго? Да, это масса интервью, это 450 страниц — но все же я помню с каким энтузиазмом и в каком воодушевлении вы начинали. Год от года позже казалось, что вы так и не доведете до конца это дело. Почему все затянулось? Что заставило вас поставить точку?
Илья Зинин: Так вообще часто случается с большими некоммерческими проектами, когда на первом импульсе делается процентов 70 от общего объема, а потом всё зависает. Это произошло и с нами. У каждого было очень много работы и разных проектов — это сильно тормозило процесс. Поэтому в последние несколько лет всё происходило по принципу "хвост вытащим, нос увязнет". То я перед очередным летним отпуском напишу Шурику духоподъемное письмо, что к осени надо обязательно закончить и начну что-то интенсивно делать, а он не поддержит, то наоборот. Поставить точку и сделать финальное усилие нас заставило издательство Corpus, за что мы ему очень благодарны. Примерно год назад мы подписали договор, появился четкий дедлайн, отступать было уже некуда. А вообще, я очень рад, что все получилось так, как оно получилось. И отдельное спасибо соавтору главы про московский формейшн Максиму Динкевичу — без него ее не было бы, он подключился в самом финале, и очень сильно нам помог.
Александр Горбачев: Честно говоря, уже не помню, был ли у меня воодушевление и энтузиазм в 2006 году. Так или иначе, тут хотелось бы сказать вот что: то, что эта книжка выходит, — целиком и полностью заслуга Ильи Зинина. Он придумал идею, он убедил меня над ней поработать (честно говоря, совершенно не помню, как, — то ли 8 лет назад у меня было сильно больше свободного времени, то ли сказались выдающиеся таланты Ильи как пиарщика не только чужих продуктов, но и собственных; скорее всего, и то, и это), он в течение многих лет при каждом удобном и неудобном случае напоминал о том, что надо бы закончить то, что начали, он на финальном этапе брал почти все дополнительные интервью, ну и вообще всю дорогу именно Илья был главным мотором. Собственно, я бы предпочел, чтобы его имя на обложке стояло первым, но тут уж вмешалось издательство и порядок букв в русском алфавите. А что касается причин, по которым все затянулось… На самом деле, самый простой ответ — деньги. Не то чтобы я жалуюсь на то, что нам мало заплатили, — наоборот, даже больше, чем я лично ожидал, — но факт есть факт: система, когда ты берешь аванс и потом полгода живешь на эти деньги, работая над книгой и больше ничего не делая, в России если и работает, только для топ-писателей. Уж точно не для авторов довольно маргинального нон-фикшна про рок-музыку. И это, может, и нормально — ненормально, что и для авторов немаргинального нон-фикшна она, боюсь, тоже не работает. Я тут думал недавно немного про свое будущее и понял, что идеальным занятием по возвращении из Америки счел бы именно написание такого рода книжек — благо тем просто завались. Про Дельфина точно можно отличную книгу написать, про Федора Чистякова, про русский хип-хоп в исторической перспективе, да хоть про Еву Польну или там Германа Стерлигова. Увы, боюсь, ни одна заявка такого рода не способна гарантировать автору аванс, который позволил бы хотя бы месяц прожить в Москве, не трудясь на других фронтах и не умирая при этом с голода. Вот мы и трудились на других фронтах все эти восемь лет.
Вообще, расскажите об этапах и механизме написания этой книги. "Идея-воплощение-доработка-сомнения-финальная версия"? Как это происходило?
И.З.: Не было этапов и какого-то общего механизма. Разные главы писались по разному: где-то черновую сборку делал я, где-то Шурик, а потом вместе редактировали. Интервью тоже распределяли между собой. Что касается этапа "сомнения-финальная версия" — здесь нам очень помогла редактор издательства Вера Пророкова, при финальной редакции мы доверяли ее взгляду и соглашались с большинством правок.
А.Г.: Экстраполируйте обычный процесс работы над журналистским материалом на 8 лет, 450 страниц и 100 с хером интервью — вот так и происходило. Также должен сказать, что когда я этой весной перечитывал свои некоторые тексты для книги, написанные лет пять назад, я в них почти ничего не правил, более того, они мне даже понравились, и более того, во мне возникла некоторая неуверенность, что я сейчас смог бы сочинить тексты такого же качества. Поэтому теперь я пишу по-английски! (Зловещий смех)
Насколько я помню, у вас примерно через полтора года возникли разногласия — я по отдельности уже с вами говорил и в ваших отзывах о будущей книге были какие-то скептические нотки. В общем, в фейсбуке и в презентационных материалах вы друг о друге отзываетесь с теплотой и уважением, но мне бы хотелось, чтоб вы немного друг друга поругали. Кто ленился? Кто писал чушь и не хотел исправлять, настаивая на первоначальном варианте?
И.З.: На самом деле разногласий у нас не было. Могли, конечно, поворчать друг на друга в фейсбуке, могли не соглашаться с отдельными правками и предложениями друг от друга, но до серьезных конфликтов у нас, к счастью, так и не дошло. Хотя были обстоятельства, которые нас испытывали на прочность, но мы их благополучно преодолели. В самом конце, когда уже был риск пролететь со всеми дедлайнами, я совершенно искренне восхищался тем, как Шурик рубился за книгу и его фантастической работоспособностью. Так что в презентационных материалах всё честно.
А.Г.: См. выше: эта книга обязана своим существование только и исключительно Илье, и поскольку по итоге это очень важный для меня опыт, я ему только и исключительно благодарен. Скепсис в процессе возникал, просто потому что я в принципе человек скептический и довольно вредный, — ну и Илья меня временами, конечно, доставал своими напоминаниями о том, что надо-таки доделать проект, в который я уже практически потерял веру. Правильно делал, как выяснилось в итоге.
Если уж так нужен конфликт — ну, у меня были сомнения в обоснованности главы про "ПТВП", и чисто с точки зрения хронологии она до сих пор кажется потенциально лишней. Но Никонов как персонаж был очень важен для Ильи — я не стал упираться, и совершенно не жалею, глава-то хорошая получилась. Все остальное — сугубо рабочие мелочи, члены любого дружественного и сплоченного журналистского коллектива посылают друг друга на *** по пять раз в день.
Переписывали многое за эти восемь лет?
И.З.: Нет, совсем немного. Некоторые главы, например, про "Последних Танков в Париже" были закончены еще в 2009-м году. Очевидно, что за 5 лет у группы много всего произошло, и в 2014 году концовку надо было преписывать, учитывая новейшую историю группы. Но это все равно совсем незначительная переработка, так как основной акцент был сделан на конце 90-х и начале нулевых. Еще какие-то главы отлежались, мы смогли на них посмотреть свежим взглядом и что-то поменяли по структуре.
А.Г.: Ну да. Скорее не пере-, а дописывали. Скажем, глава про "Химеру" была по сути готова давно, но в какой-то момент было принято важное структурное решение, что странно, если там не будет реплик собственно музыканта группы — и мы допоговорили с Витусом. Главу про "ПТВП" дополнили с учетом событий последних лет, про "Собак Табака" тоже. Ну и вот такого плана вещи.
В книге много прямой речи (да она, собственно, из прямой речи и состоит). Был кто-то, кто отказал вам в беседах? Был кто-то, до кого вы так и не добрались и жалеете (тут, конечно, я не имею в виду умерших или отбывающих тюремный срок)?
И.З.: У меня были договоренности об интервью с Геннадием Бачинским для главы про "Химеру" и с Егором Летовым для главы про Машнина. Я общался с ними в конце 2007-го года, интервью должен был взять в начале 2008-го. Бачинский погиб в январе, Летов умер в феврале. И я очень жалею, что не договорился тогда о том, чтобы интервью взять сразу, не откладывая на следующий год. Но кто же мог подумать… В остальном со всеми ключевыми с нашей точки зрения людьми мы пообщались. Хотя, конечно, были отказы — кто-то, например, не хотел вспоминать про свои безумные 90-е и сразу не соглашался на интервью. Где-то подводило раздолбайство — с отдельными потенциальными рассказчиками мы договаривались о встрече по пять раз, но они нас так и продинамили.
А.Г.: Всех не перевешаешь, как говорится. Я целиком делал главу про Дркина и могу, в принципе, назвать пару людей, с которыми можно было поговорить сверх тех, что уже есть, — но публике эти имена ничего не скажут, и думаю, что основные смыслы этой истории нам все равно передать удалось. Ко всем остальным главам этот тезис тоже применим.
А вот сейчас — в 2014 году, вам не кажется, что ну их, и Машнина, и "Собак Табака", и прочих героев книги. По сути ведь уже всё состоялось и законсервировалось. И все, кто мог добраться до этой музыки (и до "Химеры", и до Вени Дркина) до нее уже добрались. Неужели вы думаете, что есть какие-то 15-25-летние, которые, обратив внимание на книгу, пойдут и забьют в плеере "Вконтакте" песню "P.S. Сам (А-я)". Неужели вы думаете, что их будет много? Ведь очень вряд ли.
И.З.: Вот здесь не соглашусь. Я с огромным удивлением замечаю, что нынешние молодые люди очень котируют героев нашей книги, это для них важная музыка. В силу работы я общаюсь с огромным количеством музыкантов — и они, и их публика знают и любят андеграунд 90-х, идет сильнейшая новая волна интереса к нему. Я не могу найти этому никакого объяснения, но это так. Мог ли Ян Кертис представить себе, что в 2014 году его будут слушать миллионы молодых людей по всему миру? Или вот приезжал 10 лет назад Майкл Джира — собрал в Москве меньше 100 человек. Теперь ездит каждый год и собирает битком набитые залы, большая часть публики — как раз нынешние двадцатилетние. Это же касается и Вени Дркина, и "Химеры" и "Последних Танков в Париже", и многих других — у нас идет похожий процесс, но в меньших масштабах, интерес к ним растет. Для меня это странно, потому что поколение 90-х в большинстве своем как раз отрицало предыдущее, пыталось создать свою музыку и свой звук. Когда мы начинали работать над книгой в 2006-м году, я не мог себе представить, что будет новый всплеск интереса к независимой сцене 90-х и у нее появится новая аудитория.
А.Г.: Со своей стороны могу сказать, что меня совершенно не волнует расширение слушательской базы Вени Дркина или Лехи Никонова. Если уж на то пошло, собственно музыкальное наследие группы "Собаки Табака" мне представляется, скажем так, небесспорным (в отличие от наследия общекультурного); у "ПТВП" мне по-настоящему нравится один альбом. Что с того? Мы же не пресс-релиз писали и не рекламный проспект. Нам было важнее заполнить некоторую — одну из многих — культурную лакуну; зафиксировать определенные феномены, которые нуждались, с моей точки зрения, в том, чтобы быть описанными — и через которые можно лучше понять довольно значимую эпоху в истории России, простите за высокопарность. В этом смысле мне-то важнее, чтобы эту книгу прочитали те, кто УЖЕ послушал песню "P.S. Сам (А-я)", чтобы этот целостный контекст сформировался у них в голове, хотя бы потому что слушать эту самую песню после этого будет интереснее. А уж кто там пойдет или не пойдет плейлисты ВКонтакте создавать… Ну не пойдут — и сами дураки, чего. Я бы, по-хорошему говоря, даже не назвал никого из наших героев недооцененными. Скорее уж недоосмысленными. Так что тут проблемы нет, сплошные задачи.
Когда Максим Семеляк писал "Музыку для мужика" он честно признался, что содрал структуру с "Прошу, убей меня". У вас ведь изначально схожая задумка была: поток прямой речи, воспоминаний от участников событий, который в итоге образует единую историю группы, так? Окей, а кроме "Прошу, убей меня" есть какие-то ориентиры? Это ж в конце концов не единственная классная книга про музыку и настроения поколения.
И.З.: Мы не планировали делать русскую версию "Прошу, убей меня". Хотя она, конечно, очень сильно повлияла. Для меня "Прошу, убей меня" — это как те самые четыре аккорда, которые заставляют поверить в то, что ты тоже можешь, и взяться за гитару. Я застал очень многие описанные в книге события в 90-х, но по касательной, поэтому писать про это книгу от первого лица никогда не стал бы. Но в какой-то момент понял, что ее можно сделать, основываясь на интервью участников и очевидцев событий. Так что в этом смысле "Прошу, убей меня" повлияла. Про музыку очень много хороших и разных книг — и книги Кушнира ("100 магнитоальбомов русского рока", "Золотое подполье", "Сергей Курехин: Безумная механика русского рока"), и Троицкого ("Рок в СССР"), и "Штурмуя небеса", и авторизованную биографию Фрэнка Заппы — очень много всего, что можно порекомендовать.
А.Г.: Тут надо честно сказать, что у "Песен в пустоту"-то как раз структура ровно как у "Музыки для мужика" (где тоже, помимо вербатима, есть играющие довольно важную роль авторские подводки). С другой стороны, начинали мы писать еще когда книга Семеляка не вышла, так что можно сказать, что эта структура у нас возникла параллельно — хотя, кажется, и всякие сомнительные книжки про "Аукцыон" и "Машину времени", выходившие в те годы в "Амфоре", были построены так же, так что не то чтобы это какое-то уникальное изобретение. В остальном — ну, русское Илья уже назвал, и я бы не сказал, что на русском уж так много всего, что можно порекомендовать, в принципе, еще одна-две фамилии (Горохов, Стогов), и список исчерпается. Из зарубежного есть "Our Band Could Be Your Life", там схожий сюжет, но совсем другая структура. Но тоже — не сказать, что мы на нее ориентировались, а просто хороших книжек про музыку на английском миллион.
А есть какая-то группа или две, которые так и не вошли в книгу? То есть герои того же уровня что и Рэтд Старков с Лехой Никоновым, но вы про них уже решили не писать, потому что ни времени не было, ни ресурсов.
И.З.: Пожалуй, нет. Мы сразу же сошлись на тех героях и явлениях, про которые написали. Лично для меня все они очень важны. При этом у меня был взгляд как бы изнутри — потому что я все это слушал на кассетах и на концеры ходил, а Шурик воспринимал уже с определенной дистанции — все-таки у нас почти 10 лет разница в возрасте, мы представители разных поколений. Это абсолютно субъективный подход, мы не утверждаем, что написали про все самое важное, что было в 90-х. Что касается героев того же уровня… Когда погиб Герман Дижечко — у меня была мысль про еще одну главу о "Матросской Тишине", знакомые рассказывали массу историй, с ней связанных. Но потом я подумал, что не совсем в материале — у меня когда-то была кассета, клипы из "Программы А" я записывал, но все же никогда за группой особо не следил. Еще лично я очень ценю группу "Чернозем", и подумывал о том, чтобы сделать полноценную главу про вторую волну сибирского панка (про музыкантов, поигравших с Летовым и Неумоевым, а потом создавшим свои проекты), но здесь и Тюмень далеко, и, думаю, Шурик бы мой импульс вряд ли подхватил бы — ему это, кажется, не очень близко.
А.Г.: Да, из тюменских я по-настоящему люблю только "Инструкцию", а Неумоев в этой книге смотрелся бы неуместно, хотя бы потому что был тогда всамделишной звездой. В остальном — пожалуй, нет. Могу ошибаться, но мне кажется, что общий спектр тогдашней гитарной музыки — именно спектр, по именам, разумеется, многое не упомянуто — мы освоили вполне неплохо. Если начинать фантазировать в сторону смежных областей, наверное, такого рода героев можно было найти в хип-хопе — но я тут не специалист, и конкретных имен в голову тоже не приходит ("Братья Улыбайте" совсем не туда по интонации, культ "Рабов лампы" мне лично кажется абсолютно необоснованным).
И еще — вот эта написанная история отечественной рок-музыки, от которой вы отталкиваетесь: последний концерт "Аквариума" в 1991 и выход клипа "Утекай" Мумий Тролля, а между этими точками — провал и смута (герои первой волны играли против правил, герои второй — блестяще и по правилам; в перерыве — смутная эпоха без каких бы то ни было правил, когда никто не знал что делать, — все это по вашим словам из предисловия, собственно). Так вот, эта история — она не кажется вам слишком искусственной и слишком придуманной, чтобы отрисовать красивый фон и контекст для героев вашей книги? На самом-то деле происходило до черта всего — продолжала существовать околорокклубовская тусовка по инерции, появился рейв и рэп, несколько позже — джангл и брейк-бит, сюда повалили гастроли западных музыкантов в каких-то немыслимых сочетаниях и ситуациях и т.д. То есть, кажется ведь наоборот — это было время безумного изобилия, в котором такая линия как "русский рок" продолжала существовать, но стала одной из (да одно радио "Катюша", упоминаемое в книге, в 1990-х по силе культурного воздействия сделало не меньше, чем дом на Рубинштейна, 13 в 1980-х).
И.З.: Ты немного вырываешь наши слова из контекста. В книге про все это так или иначе сказано — и про "новую волну питерского рока" ("Сплин", "Король и Шут", "Кирпичи" и т.д.), и про "Программу А", которая выходила на втором канале и показывала совершенно немыслимых по нынешним временам музыкантов, и про многие другие важные явления. Про рейв и рэп мы не писали сознательно, и говорим про это во вводной части. Жизнь действительно кипела, но очень многие музыканты так и не реализовались — ни записей достойных не осталось, ничего. Мне вспоминается типичный для тех времен случай: году в 96-м или 97-м я пошел на какой-то сборный концерт, который организовывала запрещенная ныне НБП, в тот день туда как раз Ревякин вступил. В клуб почему-то не привезли аппарат, поэтому запланированный лайн-ап слетел и все пели просто под гитару, без подзвучки. После выступления Ревякина, Непомнящего и еще пары заявленных музыкантов было сделано что-то типа открытого микрофона — любой мог выйти и спеть. И вот посреди графоманской чуши про "сникерсы" и Америку — тем, которые почему-то больше всего волновали выступающих, вышел скромный паренек, взял гитару и спел несколько песен, которые меня страшно зацепили. Я записал его выступление на диктофон, ставил знакомых, но никто не мог опознать автора. Только году в 2003-м или 2004-м я узнал, что это был Рома ВПР. Теперь он вполне известен, но играет рэгги и поет совсем другие песни. Те, которые мне так понравились тогда (и ничуть не меньше нравятся сейчас), к сожалению, существуют только в записях с квартирников и в ужасном качестве. Вообще, про изобилие я бы поспорил — гастроли актуальных западных музыкантов тогда были редкостью, но каждый концерт становился огромным событием. Что касается наших героев, то на тот момент, когда мы взялись за книгу, у всех у них, кроме "Соломенных Енотов" (которые сознательно никогда ничего официально не издавали) были изданы и переизданы все ключевые записи — и это тоже важно, нам не хотелось выстраивать мифы на пустом месте.
А.Г.: Ну да, время безумного изобилия, полной неразберихи и сумятицы, когда разрушились все прежние культурные иерархии, а новые толком не выстроились — отсюда во многом и парадоксальные, нелепые и трагические жизненные перепетии наших геров. О том и речь. Не вижу противоречия.
Интересно, остается ли еще в российской музыке какая-то лакуна, еще не описанная и никем не определенная, после вашей книги. Вы еще каких-то героев или время или места можете назвать? Чего не хватает? Это, конечно, сильно зависит от авторского взгляда — вот например Тагир Вагапов мог бы, кажется, написать удивительную историю русской музыки 1980-х и 1990-х, совершенно не учитывающую ни "100 магнитоальбомов", ни "Корпорацию счастья" Хааса, ни воспоминания Михаила Козырева о начале "Нашего радио". А еще что не описано?
И.З.: Да очень много всего на самом деле не описано. И, как я говорил выше, самое обидное, что очень многое уже и не описать — просто потому, что многие талантливые группы не сделали даже адекватной демо-записи, записаться тогда было сложно.
А.Г.: Легче вспомнить, что описано. Если даже какой-то исчерпывающей и окончательной книжки про группу "Кино" не существует, а популярнее Цоя здесь вообще никого и никогда не было, что уж тут говорить? Про Летова есть только "Я не верю в анархию", и все. Ну и так далее. Если мыслить глобальнее — мне было бы страшно интересно прочитать написанную хорошим и современным языком книжку про советскую эстраду 60-х, например. Это очень сильный миф, который при этом совершенно никак не изъяснен. Думаю, Олег Нестеров с такой задачей мог бы справиться, если бы захотел. Про русскую поп-музыку 90-х в некотором смысле сделал книжку журнал "Афиша" пару лет назад, но опять же — эту тему тоже можно было бы развить. Посмотреть со стороны, не с точки зрения моего кумира Михаила Козырева, на условное поколение "Нашего радио" — Лагутенко, Земфира, Васильев, "Би-2" и так далее — тоже было бы любопытно. Ну и так далее. Про маргиналии я вообще молчу, это все идеи даже с некоторым коммерческим потенциалом, на мой взгляд.
Это такой смешной наезд, но в Петербурге от нечего делать многие увлекаются феминизмом и, вы будете смеяться, ругают московскую культурную журналистику за сексизм (серьезно). Да, тебя, Шурик, в том числе. И тогда внимание вопрос, а почему в книге нету женщины-героя? Ну серьезно. Ну вы бы хоть из приличия. "Дочь Монро и Кеннеди". "Джан Ку".
И.З.: Вот это поворот! Честно скажу, при написании книги мы меньше всего думали о политкорректности, и уж точно не думали о том, чтобы угодить питерским феминисткам. Уже в третий раз повторюсь — всё субъективно. У меня нет героинь из 90-х. Что к "Джан Ку", что к "ДМиК" отношусь с уважением, но не более того. Еще какие-то явления для меня не прошли проверку временем — например, я в середине 90-х очень любил Ольгу Арефьеву, ходил почти на все концерты, но уже в конце 90-х мне перестало нравится то, что она стала делать. Кто, на мой взгляд, достоин книги — так это Умка. Надеюсь, она сама ее про себя и напишет.
А.Г.: Это очень правильно, что ругают за сексизм. России вообще страшно не хватает дискуссий по этому поводу. Умка могла бы быть героиней, безусловно, но она сильно больше 90-х все-таки, ее история — не про эпоху, на мой взгляд, а про то, как существовать параллельно времени, а не в унисон с ним. Остальное действительно вопрос личных пристрастий; наверное, "ДМиК" могли бы стать героями, но могли бы и не стать — и не стали.
И еще — в книге мало про секс. Есть безденежье, есть авантюры, есть наркотики, есть отчаяние, но очень невнятно говориться о любовных линиях или бескомпромиссном промискуитете, который в любой мифологии рок-героя играет движущую или опорную роль. Вишез, Кертис, Кобейн, Летов — ведь если заходит речь о том, как они жили, то минимум в третьем абзаце уже нельзя обойтись без женских имен. У ваших героев "где-то там" есть жены и "куда-то туда" они ходят встречаться с девушками. У них нет ни муз, ни любовных страданий, ни сексуальных откровений. И Леха Никонов тут не в счет, для него эта бесконечная линия про девок — она же через запятую в каждом слове, он сам себя мифологизирует в духе "я панк-герой, снимал на каждом концерте новую школьницу". Этому есть какое-то объяснение (не сказать оправдание)? Почему вы почти не обращаете внимание на женщин ваших героев?
И.З.: Тут не надо забывать, что мы в первую очередь отталкивались от интервью. Что нам рассказали — то и вошло в книгу. Возникла бы история а-ля Сид и Нэнси — мы бы не обошли ее вниманием. Притягивать любовные линии за уши, чтобы просто были, лично мне совершенно не хотелось.
А.Г.: Хорошее замечание. Плохо, что нет секса. И тут я с Ильей не вполне согласен, на интервью не покиваешь — потому что люди в интервью говорят то, о чем их спрашивают. Ну, я не знаю, что тут сказать, кроме как признать свое упущение. Разве что вот: наверное, за прошедшие 10 лет я о музыке писать кое-как научился, а о любви и уж тем более о сексе — нет. (Или даже так: писать научился, а любить — нет.)
Вам не кажется недостатком, что вы очень мало говорите о политико-экономической ситуации в стране — а выход на это был бы исключительно логичным и через Машнина, и через Никонова? Это был бы удачный прием, плюс к тому понятно, что оба вы его любопытно бы исполнили — Илья искушенный в индустрии человек, хорошо помнящий 90-е; Шурик — исключительно неравнодушный к политике с определенного возраста. Почему по большому счету весь фон жизни ваших героев в России это "денег нет, никто не знает что делать, на улицах часто беспредел"?
И.З.: Опять же, мы не пытались объять необъятное. Как раз про политико-экономическую ситуацию 90-х написано очень много всего, а про музыку — мало. Поэтому мы концентрировались на музыке и жизни наших героев, хотя и контекст тоже старались вниманием не обходить.
А.Г.: Все-таки политический лирик в Никонове открылся уже с приходом Путина, насколько я понимаю, — и это, с одной стороны, уже не наш фокус, а с другой, мы об этом вполне говорим. А у Машнина — чего там такого специально политического? Это же вполне метафизический бунт, в этом смысле он как раз близок тому же Летову; у "Соломенных енотов" тоже просматривается именно такое отношение к политике — хотя в главе про них ее как раз больше всего. Я и правда всегда рад *** (потрепаться) про 93-й и 96-й годы как корень всех наших бед, но вот незадача — почти всем нашим героям, судя по разговорам с ним, эти эпохальные события были глубоко по барабану, в отличие от отсутствия денег, растерянности и беспредела на улицах. Позволю себе увидеть в этом своего рода рифму к тому известному факту, что песню "Птица" Федоров и Гаркуша написали в дни путча в августе 91-го.
Вы бы сами лично поменяли свои годы, скажем, те 8 неплохих в общем лет ваших жизней, пока писалась эта книга, на 1994-й и клуб "ТамТам"? Вы бы из так называемой стабильности 2000-х хотели бы попасть на концерт "Химеры" и оказаться там 20-летним?
И.З.: Я в 1994-м году уже ходил на концерты — и в "ТамТаме" тоже был, только не на "Химере", к сожалению. Все мои самые яркие воспоминания и открытия родом из 90-х. Поэтому, конечно же, я хотел бы оказаться 20-летним на концерте "Химеры" в "Там-Таме"! Другой вопрос в том, что я только сейчас понимаю, как тяжело 90-е дались моим родителям. Поэтому трудно сказать, хотел бы я вновь туда вернуться 36-летним или нет. И какими бы глазами я сейчас посмотрел на многие события, которые тогда срывали голову. Хотя, "Химеру" я как тогда любил, так и сейчас безумно люблю.
А.Г.: Поскольку я склонен к глупым размышлениям, я иногда думал о том, в какой момент с музыкальной точки зрения мне хотелось бы родиться. И понял, что идеально было бы где-то в 17-18 лет оказаться в Петербурге 1982-го года. Чтобы и "Аквариум" с Курехиным посмотреть, и исконные "Звуки Му", и молодого Чистякова, и молодого Летова, и так далее. К моменту появления "Химеры" я бы тогда не совсем еще состарился — другой вопрос, что, скорее всего, попросту не понял бы, что это такое. А прямиком в 90-е — чего-то не уверен. Слишком хлипкий я для этого.