Ибо подлинные проблемы неизменны

14 сентября 2013
ИЗДАНИЕ
АВТОР
Михаил Эдельштейн

О теории комического написаны сотни книг, но невозможно объяснить, почему одна шутка нас смешит, а другая заставляет зевать. Можно изучать, как сделан "Дон Кихот", или анализировать лирические стихи, но разбирать юмор — о суета сует! Почему это смешно? Да нипочему. Смешно, и все. Затем, что ветру и орлу и сердцу девы нет закона.

Если нужен пример, то вот он, Вуди Аллен. Все тексты основаны на двух-трех очевидных приемах. Прочитав несколько рассказов, можешь, кажется, следующий написать сам. Все предсказуемо, как "розы-морозы". Да что там — одни и те же хохмы кочуют из рассказа в рассказ. И что? А ничего. Смешно.

На самом деле, говоря про два-три приема, я Аллену польстил. Прием у него, по сути, один. Берется что-то высокое, желательно из области философии, на худой конец — физики или биологии, и сталкивается с чем-то низким.

"В простейшем виде проблема такова: можно ли постичь смысл жизни при моем размере брюк и ширине плеч? Вы ощутите всю сложность этого вопроса, признав, что наука надежд не оправдала. Конечно, ей удалось победить множество болезней, расшифровать генетический код и отправить человека на Луну; но оставьте восьмидесятилетнего господина наедине с двумя юными медсестричками, и ничего не случится, как и в прежние времена. Ибо подлинные проблемы неизменны."

При помощи этого приема Вуди Аллен пародирует все подряд: Гоголя, Сартра, Кафку, Андре Мальро, религиозное сознание ("Я часто думаю, как, наверное, легко жилось первобытному человеку, верившему во всемогущего доброжелательного Создателя, который присматривает за всем на свете. Воображаю его разочарование, когда жена вдруг начинала терять талию"), борцов за нравственность ("В своем либерализме общество зашло недопустимо далеко. Когда еще так расцветала порнография? И вечно попадается третья-четвертая копия, на экране ничего не разберешь").

Это что касается высокого. Теперь о низком. Принято считать, что Аллен помешан на сексе. Не без того, но не меньшую роль в его рассказах играет еда: спасаясь от гестапо, профессор Нудельман "все же успел выпустить в свет “Время, смысл и действительность: новый взгляд на проблему небытия” с прелестным приложением “Где перекусить, находясь в бегах”"; "Клоке ненавидел действительность, но сознавал, что больше негде рассчитывать на хорошую отбивную"; вор грабит мясные харчевни, "выкрадывая лишь крайние куски ростбифов"; инопланетяне похищают у жителя Монток-Пойнта два куриных крылышка.

Эти ритмичные чередования Сартра с отбивными несколько убаюкивают (смеяться, в конце концов, можно и во сне), так что всякий раз радуешься, натыкаясь вдруг на островки откровенного немотивированного абсурда: "Идет торговец крендельками, предлагая свой товар. Собаки бросаются на него, он пытается спастись на дереве. Не повезло: на дереве еще больше собак".

За алленовским тотальным пародированием легко не заметить его "положительную программу". Как это часто бывает, пересмешник оказывается в душе философом, более того — его отрицание метафизики ради антропологии вполне в русле "актуальных" философских исканий. Но — случай опять же не редкий — Аллен оказывается радикальнее своих более серьезных союзников. Он деконструирует высокое для того, чтобы поместить на освободившееся место то самое низкое: секс с госпожой Бовари, крайнюю плоть ростбифа, просто желание жить, как в "Моей апологии". Наверное, за это мы его и любим. Ибо подлинные проблемы, как было верно замечено, неизменны и к чему, в самом деле, все достижения генетиков и прыжки Нила Армстронга, если юные медсестрички больше не смотрят в твою сторону?

P.S. Отдельное спасибо издателям. Они решили не оставаться в стороне от общего веселья и внесли свой вклад примечаниями. То есть примечания сами по себе вполне кондиционные, но дело в том, что их, по всей видимости, автоматически переписали из какого-то издания Аллена десяти — примерно — летней давности. Аксиома, что человек смертен, неоднократно повторяемая Алленом, в расчет принята не была. Так что в книге Роберт Веско все мотает срок в кубинской тюрьме, Роберт Раушенберг по-прежнему малюет абстрактные полотна, а Шимон Визенталь до сих пор ловит нацистских преступников, удирающих от него, как Сидней Кугельмас "от здоровенного мохнатого неправильного глагола tener, гоняющегося за ним на длинных тонких ножках".