"Я просто очень счастливый человек". Большое интервью с пресс-секретарем Навального Кирой Ярмыш
Пресс-секретарь лидера российской оппозиции Алексея Навального Кира Ярмыш* написала роман. Книга "Невероятные происшествия в женской камере №3" поступила в магазины 3 ноября, но первый тираж уже почти распродан. 13 ноября выходят электронная версия и аудиокнига, которую Ярмыш озвучила сама. В интервью Vot Tak TV Кира рассказала, как работа в ФБК помогла ей исполнить мечту и написать книгу, когда и где музыка бывает похожей на пытку и что было самым сложным после отравления Навального. Отрывок из романа читайте здесь.
*НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЮ) ПРОИЗВЕДЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ Ярмыш Кирой Александровной, ЛИБО МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА Ярмыш Кира Александровна.
"У НАС БЫЛО МНОГО ТРЕНИРОВОК, КАК РАБОТАТЬ БЕЗ АЛЕКСЕЯ"
— Ты уже чувствуешь себя писательницей?
— Мне не хватает самомнения, чтобы так про себя говорить или даже думать. Так что нет, не чувствую. Но я бы действительно хотела стать писательницей. Я бы хотела, чтобы это стало моим делом на протяжении всей жизни. Поэтому, надеюсь, я просто буду писать дальше и рано или поздно смогу назвать себя писательницей.
— Как это сочетается с работой в Фонде борьбы с коррупцией? Это способ отвлечься? Но ведь это же дополнительная нагрузка?
— Да. Но и то и другое для меня не совсем работа. Это дело. Я давно перестала относиться к своей работе в ФБК как к работе: пришел в офис, сидишь в офисе. Я искренне хочу этим заниматься. Это скорее общее дело, чем мои трудовые обязанности. С написанием книги — то же самое. Я просто очень счастливый человек. Я могу заниматься двумя вещами, которые мне очень нравятся. Ни одна из них по большому счету не страдает от другой. Даже если в какой-то момент мне не хватает времени на обе, у меня нет желания закончить одно "неприятное", чтобы заняться другим "приятным".
— Как изменилась работа ФБК после покушения на Алексея Навального?
— Я бы не сказала, что она сильно изменилась. Дело в том, что Алексей много раз сидел под арестом. Например, в августе – октябре 2018 года ему дали 50 суток подряд. Это довольно долго. У нас было много тренировок, как работать без Алексея. А сейчас мы работаем с Алексеем — он на связи, просто на "удаленке", как и многие в современном мире.
— Ты написала, что когда Алексей был в коме в Омске, ты шутила, что когда он очнется, ты расскажешь ему, что ему удалось совершить прямой перелет из Томска в Омск (между этими городами нет прямых рейсов. — Примеч. ред.). Но за этим защитным юмором что ты чувствовала?
— Я помню точно, что, когда это все случилось, я не плакала и не билась ни в какой истерике ни в какой момент времени. Здорово помогало, что у тебя всегда есть краткосрочная цель. Дождаться посадки самолета. Точно и четко сказать врачам все, что могло бы быть полезно. Всем позвонить, все рассказать, везде написать. Довезти Алексея до больницы. А потом делать все, что нужно, чтобы Алексея выпустили из этой больницы. Постоянно были задачи, которые нужно решать прямо сейчас. Я на них концентрировалась, и это не позволяло впадать в уныние и рефлексию "что будет, если". События происходили с такой интенсивностью, что было довольно просто фокусироваться на них и не думать, что будет дальше.
А вот когда я вернулась в Москву, после того как Алексея увезли в Германию, то, наверное, первая неделя — это самое ужасное было время. Я совершенно спокойно себя вела, ходила на работу. Но мне казалось, что всю радость из мира выкачали. Я не могла отдыхать, потому что постоянно думала. Я делала это даже незаметно для себя. Могла включить сериал, но все равно продолжала прокручивать в голове мысли о том, что происходит и что будет дальше. Тогда было тяжело.
Но потом Алексей, к счастью, вышел из комы, и, естественно, все резко стало лучше.
— Когда ты прилетела в Германию и впервые увидела Алексея после омской больницы, что ты подумала?
— Первое, что я подумала, когда увидела его в гостинице, что он ужасно худой. К тому моменту я, конечно, видела его на фотографиях в инстаграме и понимала, что он сильно похудел. Но в реальности это просто шокировало. Не могу сказать, что я сильно боялась, что [после комы] он станет иначе себя вести. Но было приятно убедиться, что никакой разницы между "Алексеем до" и "Алексеем после" нет.
— Вообще никакой?
— Вообще никакой. Сам Алексей считает, что он стал добрее. Возможно! Но я не заметила такой тонкости. (Смеется.) Во всем остальном он абсолютно прежний Алексей.
"НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ “ДИСКОТЕКИ 80-Х” ЕДВА НЕ СЛОМАЛИ МЕНЯ"
— Ты сама дважды сидела под арестом. Из твоих двух сроков в спецприемнике какой произвел на тебя большее впечатление — первый или долгий?
— Второй, несомненно, потому что тогда у меня были сокамерницы. А в первый раз я сидела одна и совсем чуть-чуть. В сумме — пять дней, но из них я больше суток провела в камере для административно задержанных в ОВД, еще один день ушел на суд. Так что в самом спецприемнике я провела мало времени. А во второй раз был полноценный опыт — 25 суток, разные сокамерницы. Они действительно все были очень разные, характерные, интересные. Наверное, больше всех меня впечатлила инстаграм-модель. Очень милая девушка.
— А они знали, кто ты?
— Я сразу рассказала, когда пришла в камеру, кто я и за что меня задержали. Про Навального они знали все. Кто-то больше поддерживал, кто-то меньше. Инстаграм-модель даже смотрела наше расследование про Настю Рыбку.
— Что для тебя было самым сложным в спецприемнике?
— Радио! Оно играет там постоянно. Это совершенно мучительно. Поначалу кажется, что ты попал в какое-то расслабленное место, где играет музыка. Но спустя несколько часов замечаешь, что песни начинают повторяться. А это только первый день! А их двадцать пять. Радиостанции выбираются в зависимости от вкусов смены надзирателей. Однажды почти целый день играла "дискотека 80-х". На самом деле, я очень равнодушна к музыке и не подозревала, что существует музыка, которая может меня до такой степени шокировать. Но несколько часов "дискотеки 80-х" едва не сломали меня. (Смеется.) Я была почти готова колотить в дверь и кричать, чтобы поменяли на что угодно другое! Это было невыносимо. Поэтому прогулки были единственным спасением.
К тому же последняя из моих сокамерниц освободилась на мой, кажется, шестой день. И следующие 18 суток я опять сидела одна. И только в последний день ко мне начали подселять новых девушек. Когда ты можешь разговаривать, то не так много внимания обращаешь на музыку. Но когда сидишь одна и пытаешься читать, то все, что ты слышишь, — это бесконечное радио с одинаковыми песнями.
— Вопреки радио что удалось прочитать?
— Очень много! Книг, наверное, пятнадцать. Из важного — "Тобол" Иванова, "Бесы" Достоевского, "Пнин" Набокова. А вот странный роман "Добрее одиночества" Июнь Ли мне совсем не понравился.
"АЛЕКСЕЙ, ТЫ СОШЕЛ С УМА! ГДЕ Я, А ГДЕ — КНИГА?"
— Как ты все-таки решилась написать роман?
— Все началось именно тогда, когда я второй раз сидела в спецприемнике за призывы к митингу 5 мая 2018 года "Он нам не царь". Я в митинге не участвовала, просто написала твит. Потом меня не было в Москве, но когда вернулась, все равно я села на 25 суток. Алексей участвовал и сел на 30 суток. Ближе к концу срока — и своего, и моего — он передал мне записку через защитника. Написал, что прочитал много книг, которые я посоветовала — я всегда советую ему книги в спецприемник.
— Что ты ему посоветовала?
— В блоке книг, которые я советовала ему во время того ареста, были "Девочки" Эммы Клайн и "Американха" нигерийской писательницы Чимаманды Адичче. "Девочки" мне очень понравились, а Алексею — совсем нет.
"Я пришел к выводу , — говорилось в записке, — что ты наверняка напишешь не хуже. Давай ты тоже напишешь роман? Ты же всегда хотела писать. И ты можешь написать точно лучше, чем “Девочки”". Я подумала, что он шутит.
Действительно, много лет назад я говорила Алексею, что мечтаю написать книгу, и мы с ним это обсуждали как мою жизненную амбицию. Что я должна сделать, чтобы считать себя реализованной? Я должна писать. Но мне даже в голову не приходило, что я реально смогу!
Через несколько недель после спецприемника Алексей мне напомнил об идее написать книгу. Я говорю: "Алексей, ты сошел с ума! Где я, а где — книга?" (Смеется.) Он продолжал настаивать: "Ты так классно рассказывала про спецприемник и сокамерниц! Напиши про это". И я подумала, что раз я действительно хотела попробовать, а тут меня так поддерживают, то, наверное, нужно попытаться.
В августе Алексея снова посадили под арест — на 50 суток. И я написала небольшой пробный кусочек текста и принесла ему в спецприемник прочитать. Он сказал, что мне точно нужно продолжать. И я еще несколько месяцев пыталась заставить себя писать.
У меня ничего не получалось! Я писала, перечитывала и думала: "Господи, какой кошмар!" Все стирала и начинала заново. И так длилось полгода.
В самом начале 2019 года я решила, что предприму еще одну попытку, и если пойму, что все равно не получается, тогда просто брошу. Я попробовала снова, и дело как-то пошло. И в январе 2020-го я закончила книгу.
— Первый фрагмент, который ты принесла Алексею в спецприемник, вошел в финальную версию?
— Вошел, но я его значительно расширила, раз в пять.
— Про что он был?
— О том, как героиня режет вены.
"ТАКОГО ПОНЯТИЯ, КАК ВДОХНОВЕНИЕ, НЕ СУЩЕСТВУЕТ"
— Борис Акунин недавно выложил в фейсбуке фото стола для пинг-понга, покрытого листами со схемами сюжетных линий, взаимоотношений героев. "Кто хочет стать писателем, сначала хорошенько подумайте. Так выглядит первый этап работы над романом", — написал он. Когда ты работала над романом, ты рисовала или вешала схемы, как в расследованиях ФБК?
— (Смеется.) Нет, ничего подобного у меня не было. Была заметка в айфоне с таймлайном от первого до последнего дня и что будет происходить в каждый из этих дней. Это было очень схематично! Буквально по четыре пункта про то, что будет происходить в каждый из дней: в этот день произойдет встреча с отцом, в другой — поездка в суд, в этот день я расскажу про эту героиню, в другой — про другую. Все остальное было у меня в голове.
— Как ты писала?
— Я старалась писать каждый день. Пробовала утром перед работой, но не очень получалось, а вечером шло лучше. В хорошие дни я писала страницы две, чаще — страницу.
Я пришла к выводу, что такого понятия, как вдохновение, не существует. Ты просто должна заставлять себя, садиться и писать. Написала три строчки — уже неплохо. Написала абзац — замечательно. А если целую страницу — тогда вообще день удался!
Но иногда не получалось вообще нисколько. Как раз в 2019 году были выборы в Мосгордуму — бурное лето! Времени не было совсем. И когда я делала перерыв, потом было очень сложно снова входить в процесс.
— Кроме Навального ты кому-то показывала черновики в процессе работы?
— Нет, вообще никому. Алексей читал по главам. Я распечатывала ему все главы, и он на полях писал комментарии. Все эти распечатки с комментариями я сохранила. И решила, что когда все допишу, то сяду с этой папкой, где лежали листы с его комментариями, и снова пройдусь по тексту, отредактирую еще раз и пойму окончательно, получается или нет.
— Какие правки были от Алексея?
— Его самые важные правки были связаны с тем, что что-то неправдоподобно. Или, говорил он, здесь логическая дыра: почему героиня десять страниц назад думала одно, а теперь — совсем другое? Эти замечания правда были очень ценными. Первую и вторую главу я довольно сильно отредактировала, а дальше читала и даже сама увлеклась. Подумала: надо же, наверное, и правда неплохо.
"РЕДАКТОР ГОВОРИЛА, ЧТО ПОДУШКА НЕ МОЖЕТ ПРОСАЧИВАТЬСЯ СКВОЗЬ ПРУТЬЯ КРОВАТИ. НО ПОДУШКА В СПЕЦПРИЕМНИКЕ РОВНО ЭТО И ДЕЛАЛА!"
— В какой момент ты поняла, что нужно попробовать издать?
— После того как я все отредактировала, дала еще раз прочитать Алексею целиком. Как раз был карантин. Он прочитал, позвонил и сказал, что нужно пробовать отдать в издательство. Я сразу подумала про Corpus, потому что, во-первых, обожаю это издательство. А во-вторых, главным редактором там работает хорошая знакомая Алексея Варвара Горностаева.
Алексей написал ей сам. Рассказал, что его пресс-секретарь написала книгу. И попросил прочитать — не для того, чтобы у нее в издательстве публиковать. Нам нужно было мнение человека, который профессионально занимается литературой.
Чтобы она прочитала и оценила, насколько это вообще чего-то стоит и нужно ли что-то менять. Я отправила ей текст. Прошло больше двух недель, и она ответила, что и ей, и редакторам книга понравилась, поэтому они хотят ее напечатать. Я подписала договор, и мне дали редактора.
— Какой у тебя по этому договору гонорар?
— Маленький, меньше ста тысяч рублей.
— Процент от продаж будет? Первый тираж, говорят, разошелся.
— Я как раз вчера узнала, что будут допечатывать еще три тысячи экземпляров. Это больше, чем первый тираж. Издательский бизнес поражает меня! Я же ничего про это раньше не знала. В договоре все очень интересно: разный процент от отпускной цены ты получаешь с книг в твердом переплете, в мягком переплете, с электронных книг, с аудиокниг. Вся издательская часть для меня абсолютно в новинку! Ты согласовываешь обложку. Согласовываешь верстку. Нужно было скачать специальную программу, чтобы в ней править верстку. Мне все это казалось таким особенным! Было классно, мне понравилось.
— А работа с редактором?
— Мне самой нравится процесс редактирования. Я даже получила дополнительное образование и тоже теперь редактор художественных текстов. Но одно дело, когда ты читаешь чужой текст, а другое — когда свой. Ты не можешь свой текст отредактировать так же прекрасно, как другой человек, который смотрит на него со стороны. Работать с редактором было очень интересно. Правда, изредка я не соглашалась с правками.
Например, редактор говорила, что подушка не может просачиваться сквозь прутья кровати. Но подушка в спецприемнике ровно это и делала! Она слишком тонкая и хлипкая и именно что просачивается, как вода.
Я настояла, чтобы это оставили. А с остальным я, как правило, соглашалась, потому что опытному профессионалу точно виднее, чем мне.
— Ты сама озвучила аудиоверсию своей книги.
— Да, она выйдет 13 ноября на "Литресе". Мне очень понравилось озвучивать свою книгу — едва ли не так же, как писать. Я очень переживала! Мне сразу предложили озвучить самой, но я сказала: "Нет-нет-нет! Я не умею! Это должны делать профессионалы". Тогда мне прислали варианты разных голосов на выбор. Я послушала — и мне ни один не понравился. В итоге я согласилась сделать это сама. Я пока не знаю, как получилось. Вполне вероятно, там будут какие-то ошибки в дикции. Но я получила колоссальное удовольствие от того, что можно было озвучивать всех персонажей разными голосами. Школьный театральный кружок даром не прошел! Пошла в отрыв! (Смеется.)
Еще я надеюсь, честно говоря, что свой непрофессионализм я окуплю тем, что очень хорошо знаю, с какими интонациями нужно читать. В моей-то голове они звучали всегда! И сейчас я просто повторила их голосом. Надеюсь, хотя бы от этого аудиокнига выиграет. Так что жду аудиорелиза с нетерпением.
— Ты еще не слышала?
— Нет! Мне буквально за десять минут до интервью с тобой сказали, что финальный звук отслушали на орфоэпию и что-то еще. К счастью, мне даже не нужно будет приезжать и переозвучивать какие-то части. Но итоговой дорожки у меня пока нет.
— Сколько времени заняла запись?
— У меня было пять сессий по 2,5–3 часа. Итоговая аудиокнига, мне кажется, будет часов двенадцать.
"Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ НЕНАСТОЯЩЕЙ ПИСАТЕЛЬНИЦЕЙ. МНЕ ПРОСТО ХОТЕЛОСЬ РАССКАЗАТЬ ИСТОРИЮ"
— Перед публикацией книги у тебя не было мандража, что тебя все начнут критиковать? В том числе потому, что ты пресс-секретарь Навального?
— Он был и есть и по-прежнему. Если зайти на сайт "Корпуса", то можно прочитать массу однотипных комментариев от каких-то ботов, из которых видно, что они явно не читали текст. Понятно, что на ботов я давно не обращаю внимания. Но я, естественно, переживала и переживаю, что уважаемые мною люди скажут, что все плохо. Но пока никто не сказал, поэтому постепенно моя уверенность в себе растет.
— Отзыв на обложку написали Акунин и Быков. Как это получилось?
— Этим занималось издательство. Они сами связывались с писателями и спрашивали, кто готов прочитать и написать отзыв. Это не то, что кто-то написал отзыв и дал им подписать. Они сами написали, как хотели.
— Какие самые неожиданные отзывы от друзей и знакомых были?
— Любопытно, что разным людям нравились разные части: кому-то мистическая, кому-то — реалистичная про спецприемник, кому-то — подростковая. Каждый раз было удивительно, когда люди говорили мне с полной уверенностью, что "вот эта часть классная, захватывающая".
— А для тебя какая часть дороже?
— Наверное, подростковую часть мне было интереснее писать. Как минимум потому, что действие происходит не в одном замкнутом пространстве. Сложно развернуться в камере! (Смеется.) У Акунина есть роман "Левиафан", где все действие происходит на корабле. Этот жанр называется "герметичный детектив".
Мне очень нравится слово "герметичный"! В каком-то смысле моя книга тоже герметичная — ее основное действие разворачивается в замкнутом пространстве.
— В твоей книге сочетается тюремный роман, фэнтези и роман взросления. Как ты сама определяешь ее жанр?
— Мне сложно определить жанр моего романа. Я бы, наверное, предпочла называть его магическим реализмом — просто потому, что это мой любимый жанр. Мне нравится читать книги, в которых грань между реальностью и фантазией стерта, и читателю не сразу понятно, действительно ли это происходит с героем. Обожаю "Дом, в котором…" Мариам Петросян. Я его всем советую, но он не так много кому нравится, кроме меня, что странно! Очень понравились "Петровы в гриппе и вокруг него" Алексея Сальникова.
Но когда я говорю про жанры, то чувствую себя ненастоящей писательницей, потому что не планировала этого всего.
Мне просто хотелось рассказать историю. Взять самую неромантическую часть жизни — тюрьму — и добавить к ней мистику и романтику. И туда как-то сам вплелся роман взросления.
Так все и получилось.