Мишель Уэльбек, французский писатель с приличным набором литературных премий и скандалов в биографии, уже давно радует читателя картинами наступающего распада европейской цивилизации (и у него это получается значительно изящнее, чем у российских пропагандистов). Новый роман "Уничтожить" — даже названием и окровавленной гильотиной на обложке, не говоря уж о цитатах из рецензий, — вновь обещает рассказ о том, как привычный мир сползает в хаос. Однако этот сползающий в хаос западный мир из поднимающейся с колен России выглядит все же довольно приятным местом, и, вопреки прогнозам и сюжету, новинка действует успокаивающе.
Не будем углубляться в литературоведческий анализ, определяя место романа в творчестве автора и рассуждая, чем новые герои и обстоятельства отличаются или не отличаются от череды прежних. Посмотрим на эту книгу глазами читателя, который впервые открыл для себя Уэльбека.
Завязка романа обещает две отработанные литературные схемы: триллер про недалекое будущее, в котором таинственные террористы подкидывают спецслужбам странные головоломки, и семейный роман про взрослых детей, собравшихся навестить умирающего отца на Рождество. Оба сюжета достаточно утомили читателей современной прозы, тем более что второй обычно тоже движется в сторону триллера, только роли террористов-подпольщиков выполняют ближайшие родственники (степень невыносимости романа "домой на праздники" зависит от его литературного уровня — если это массовое чтиво, то окажется, что кто-то кому-то сто лет назад изменил, но все помирятся напоследок, если же это высокая литература, выяснится, что папа когда-то спал с сыном и примирением вряд ли закончится). Но Уэльбек, разумеется, сломает обе схемы: про террористов мы быстро забудем, а вместо престарелого отца умирать с разной скоростью начнут дети.
"Какая бы культурная пропасть ни зияла между ними, их объединяло одно очень старое и очень странное поверье, пережившее крушение всех цивилизаций и практически всех других поверий: если тебе выпал счастливый билетик, неожиданный подарок судьбы, лучше помалкивать, а главное, не кичиться этим, не то боги разгневаются, и кара их будет страшной"
Главный герой, Поль, подбирается к своему пятидесятилетию и при этом в начале книги кажется героем сказки, который провел предшествующие десятилетия в оцепенении вместе с такой же оцепеневшей женой: по не очень ясной причине эти двое милых, деликатных, неглупых, хорошо обеспеченных и любящих друг друга людей, однажды начав с дискуссии о правильном питании, ею же много лет назад и завершили свое общение, разделив полки в холодильнике и спальни в стильной квартире. Питание вообще показательный момент: в начале романа герой, кажется, больше страдает от перспективы коротать вечер с пустой половиной холодильника, чем от отсутствия супружеского и какого бы то ни было еще секса или смысла в своей жизни, а киноа и полба поминаются в книге даже несколько раз как зловещие символы новой реальности со странной гастрономией. И лишь благодаря авторской воле (а также, видимо, встряске, вызванной болезнью отца героя), персонажи пробуждаются и начинают робко реанимировать свою жизнь, возвращая в нее традиционную французскую кухню и прочие телесные радости.
Но на протяжении всей книги про Поля нельзя сказать, что он невероятно расстроен или сказочно счастлив. Он печален, удручен, приободрен, но чаще спокоен, что бы вокруг ни происходило — от терактов с сотнями жертв до неприятных медицинских диагнозов. Даже внезапно узнав в найденной через интернет дорогой проститутке, уже приступившей к выполнению заказа (не подумайте плохого, герой готовился к воссоединению с женой и хотел аккуратно проверить свой пробужденный от спячки организм на работоспособность), родную племянницу, Поль несколько сконфужен, но не перестает быть вежливым и завершает вечер дружеской беседой.
Следить за жизнью персонажа, который ничем не разочарует читателя, - очень приятно, но остается еще мир, от которого можно ждать подвохов (мы опять забыли про террористов!). Впрочем, и мир не очень пугает. Ход повествования плавен и нетороплив (с парой узлов напряжения в центре), и чем-то напоминает поврежденные временем и пожарами гобелены, которые реставрирует младший брат Поля. Как и они, эта картина сплетена из множества нитей (историй второстепенных персонажей, выплывающих из ниоткуда и незаметно уплывающих в никуда), расцвечена приятными, хоть и выцветшими красками, и имеет несколько утраченных фрагментов, которые так и остаются для нас загадками (вроде знания о тайных организациях, запечатанного в голове потерявшего речь отца героя).
Внешняя часть сюжета, включающая не до конца понятные русскому читателю нюансы отношений между французскими политическими партиями, интриги очередных президентских выборов и действия террористов, из нелюбви к глобализации и прогрессу стремящихся вернуть мир в первозданный хаос, намекает, что ткань этого прекрасного гобелена расползается на глазах и поглощается раковыми клетками. "За последние несколько десятилетий Франция превратилась в бессистемное скопление городских агломераций и "сельских пустынь", во всем мире происходило то же самое", растет безработица, а герои тоскуют по "прежнему миру", но при этом, куда бы они ни поехали, их ждут красивые пейзажи и комфортное существование. Сердцевина книги, в которой парализованного отца почему-то нужно похищать из больницы с участием правых активистов националистского толка, намекающих на поощряемую в медицинских учреждениях эвтаназию, вызывает скорее недоумение: уж очень туманно и невнятно описаны проблемы современной европейской медицинской этики (гораздо подробнее нам об этом рассказывают в "Вестях недели"!).
"Семья и супружество суть два отмирающих полюса, вокруг которых организуется жизнь последних людей Запада в первой половине XXI века. Некоторые, надо сказать, сумели предугадать износ традиционных форматов, тщетно рассматривали иные, но в изобретении новых форматов не преуспели, так что их роль в истории оказалась полностью негативной. Либеральная доктрина упорно игнорировала эту проблему, наивно полагая, что жажда наживы может заменить любую другую мотивацию человека и обеспечить сама по себе ментальную энергию, необходимую для поддержания сложного общественного устройства"
Раз недобрая реальность все-таки вторглась в изящно вытканный пейзаж Божоле, ждешь, что мир сейчас начнет разрушаться, — но разрушаться начинает только персонаж, причем в буквальном смысле. Не будем бояться спойлеров, ведь если в начале книги главному герою снятся сны про небеса и адские подвалы, а в середине у него воспаляется десна, опытный читатель и без нас поймет, к чему автор клонит. Да и разрушение героя вполне цивилизованное и почти безболезненное — спасибо той самой ругаемой в книге французской медицине. К тому же, надо признать, разрушаться и выпадать из реальности Поль начал (вполне в стиле персонажей Уэльбека) уже давно: он почти не имеет воспоминаний о прошлом, забывает, где жила его сестра и когда родился брат, не оброс социальными связями и, теряя работу, теряет тех немногих людей, с которыми был знаком. Словом, нити, связывающие его с миром, перетерлись.
Видимо, соединяя в финале книги умирающего героя и его крепкого, несмотря на инсульт и паралич, отца — оба в инвалидных креслах молча созерцают осенние виноградники, — Уэльбек показывает нам закат европейской цивилизации, где поколение нынешних пятидесятилетних, в отличие от их родителей, нежизнеспособно. Но этот вечно чаемый идеологами русского мира закат Европы до того умиротворяющий — что русский читатель в этот момент думает "всем бы нам так закатываться". Тем более, признает автор, если что людям и нужно в конце жизни, — это чтобы кто-то до самого конца их любил, а с этим у Поля, безо всяких усилий с его стороны, все в порядке.
Жаль только, что любовь герой и его жена начали неторопливо проявлять лишь в последний год своей совместной жизни, а раньше просто шли "сквозь нее с испуганным недоумением", как признает сам Поль в финале. И, хотя вдохновленная модным неоязычеством супруга под занавес обещает герою реинкарнацию и новую встречу, у читателей не остается сомнений: свою следующую жизнь эти милые люди похерят так же плавно и спокойно, как и нынешнюю.