Паоло Коньетти "Восемь гор"
Заезженные, давно ушедшие в народ — в том смысле, что авторство вспомнит не всякий, — две строчки из Высоцкого "Лучше гор могут быть только горы, / На которых еще не бывал" при знакомстве с романом Паоло Коньетти "Восемь гор" не раз и не два придут на ум, наверное, каждому российскому читателю. Первая рифма возникает на первой же странице: главный герой рассказывает, что, стоило его родителям покорить новую вершину, как на отца "накатывало разочарование, и он хотел только одного — вернуться домой", но, едва спустившись к подножию, начинал обдумывать план следующего восхождения. По сути, вся книга именно об этом — не столько о даже любви к горам, сколько об одержимости ими. О зависимости, сродни религиозному чувству, привитому тебе в детстве: отец и мать не оставили шанса выбрать, кому ты будешь поклоняться и служить. Жил-был мальчик, который любил родителей, которые любили горы, которые он тоже научился любить. А потом однажды понял, что, возможно, все это — не его; что, возможно, отец был не так уж безупречен, и, далеко не во всем стоит брать с него пример, не во всем на него равняться. И загрустил. И уехал жить в другой город. Стоявший у подножия гор. А потом мальчику исполнилось тридцать, и он ощутил, как сквозь детские обиды, намеренную деланную несхожесть, попытки откреститься от прошлого, обрубить собственные корни — в нем прорастает отец. А потом к нему вернулись горы. Не он к ним — они к нему. То, от чего ты пытаешься убежать, рано или поздно настигает тебя. Возможно, в другом виде, в ином обличье. И тем не менее, вот оно, перед тобой. Точнее, это ты и есть. Но также ты понимаешь, что это вовсе не страшно. Потому что прожить собственную жизнь так, чтобы она была твоей и только твоей, можно лишь, перестав играть в прятки с тем, что всегда было с тобой. Всегда было тобой.