Секс и эволюция. Как половой отбор сделал нас такими, какие мы есть

15 марта 2020
ИЗДАНИЕ

Для тех, кто на период карантина закупается познавательной литературой, у The Insider есть своя рекомендация — в издательстве Corpus выходит книга эволюционного психолога Джеффри Миллера о роли полового отбора в эволюционной истории человека. Среди прочего автор доказывает, что именно половому отбору мы обязаны формированием тех интеллектуальных способностей, которые отличают нас от других приматов. Здесь мы представляем отрывок из книги, где описывается, как выглядели романтические отношения в эпоху охотников и собирателей. Вопреки патриархальным стереотипам, мужчина в те времена не играл роль главного защитника и добытчика. Мужчины и женщины формировали стабильные пары, но не на всю жизнь. А чтобы понравиться женщине (у которой, как правило, были уже другие дети от предыдущих отношений), мужчинам приходилось быть обходительным и с ее детьми, проявляя лучшие отцовские качества.

Формирование пар в плейстоцене

Если бы мы могли посмотреть на Землю в невероятно мощный телескоп, находящийся от нее в миллионе световых лет, мы бы увидели, как наши предки на самом деле формировали межполовые отношения миллион лет назад. Ну а пока NASA не одобрило такую экспедицию, придется сопоставлять данные из других, косвенных, источников: полового поведения других приматов, полового поведения современных людей из общин охотников-собирателей, следов действия полового отбора в организме и поведении человека, накопленных психологами сведений о половом поведении, сексуальной привлекательности, ревности и конфликтах на сексуальной почве. Эти данные уже обобщены и разобраны во множестве хороших книг по эволюционной психологии, в числе которых и “Эволюция сексуального влечения” Дэвида Басса.

Исследователи уже приходят к консенсусу относительно ключевых аспектов жизни наших предков, однако по поводу многих ее деталей еще ведутся ожесточенные споры.

Скорее всего, наши предки приобретали первый сексуальный опыт почти сразу после достижения половой зрелости. За жизнь они проходили череду отношений разной продолжительности. Некоторые, вероятно, длились всего несколько дней. Учитывая, что для зачатия требуется около трех месяцев регулярных половых актов, очень короткие половые отношения не приводили к появлению потомства. Более долгосрочные связи, скорее всего, были важнее с эволюционной точки зрения, так как с большей вероятностью приводили к зачатию. Скажем, в длительных отношениях без контрацепции почти неизбежно рождается по ребенку в два-три года.

Большинство детей, вероятно, появлялось на свет в союзах, которые сохранялись в течение нескольких лет. Моногамные отношения длиною в жизнь практически не встречались. Стандартной ситуацией должна была быть серийная моногамия — череда моногамных отношений. Такие отношения оберегались обществом и чувством ревности. Завершаться они могли мирным расставанием, но, вероятно, чаще всего один партнер отвергал другого либо кто-то из них умирал. Такие отношения характерны для современных охотников-собирателей, поскольку их союзы не скрепляются религиозными, правовыми и имущественными связями, которые обеспечивают существование сверхдлинных моногамных браков в цивилизованных обществах.

Моногамные отношения длиною в жизнь практически не встречались. Стандартной ситуацией была серийная моногамия — череда моногамных отношений

Возможно, некоторые особенно желанные самцы могли привлечь более одного постоянного полового партнера, и их полигиния создавала условия для проявления эффектов убегающего полового отбора. Но это были, скорее, исключения. Наверняка куда чаще встречались обычные интрижки и романы, отравляющие моногамные отношения. У женщин был стимул вступить в связь с мужчиной, более приспособленным, чем нынешний партнер. У мужчин был стимул вступить в связь с как можно большим числом женщин (если нынешний партнер сможет с этим смириться). Тем не менее таким интрижкам должно было препятствовать социальное давление со стороны ревнивых партнеров и их родствен ников. Эволюционная психология накопила много свидетельств того, что у мужчин и женщин есть физические, эмоциональные и ментальные приспособления для кратковременных половых связей и адюльтеров. Разница в стоимости и преимуществах таких отношений для мужчин и женщин объясняет большинство межполовых различий человеческой психологии. В частности, мужчины более мотивированы привлекать многочисленных партнеров, поэтому они более склонны к публичным демонстрациям своей физической и умственной приспособленности.

В доисторические времена выбор половых партнеров самками играл огромную роль. Хотя, вероятно, сексуальные домогательства самцов были обычным делом, самки могли дать сдачи, воспользовавшись помощью подруг, постоянных партнеров или родственников. И никто из них не попал бы за решетку за убийство сталкера-психопата или приятеля-абьюзера. Наши праматери утратили все видимые признаки овуляции, поэтому потенциальный насильник никак не мог определить, готова ли женщина к зачатию.

Скрытая овуляция снижала привлекательность изнасилования для мужчин и обычно помогала женщинам не беременеть от насильников. С эволюционной точки зрения она защищала право женщины на выбор полового партнера. Кроме того, над насильниками учиняли самосуд мужчины — родственники жертвы. Способность членов клана принуждать к правильному половому поведению часто недооценивают при обсуждении эволюции человека. Как только появился язык, возможность распространения слухов о чьих-либо по хождениях начала удерживать от недозволенных связей, сексуальных домогательств и разрушающих репутацию обвинений в изнасиловании. Однако распространенность изнасилований в первобытном обществе все еще служит предметом жарких споров. Ясно одно: чем выше была бы реальная частота изнасилований, тем менее эволюционно важен был бы женский выбор и тем менее убедительной выглядела бы моя теория выбора партнеров

<…>

Была ли важна роль отцов?

Матери-одиночки, скорее всего, были нормой бóльшую часть эволюционной истории человека, как и все предыдущие 50 миллионов лет эволюции приматов. Антрополог Сара Блаффер Хрди в своей книге “Мать-природа” (Mother Nature) доказывает, что человеческие самки унаследовали богатый набор психологических и физических адаптаций, позволяющих выращивать потомство с минимальной помощью самцов. Мужская поддержка приветствовалась, но необходимой не была.

В плейстоцене у многих матерей наверняка были любовники. Но не каждый из них приходился отцом хоть кому-то из детей, за которыми присматривал. Либо он мог быть отцом самого младшего ребенка. Но даже в этом случае не вполне понятно, какой вклад в заботу о потомстве вносили эти самцы. Вероятно, они отдавали какое-то количество пищи самкам и их детенышам и защищали их от других самцов, однако, как мы увидим позже, антропологи склонны рассматривать такие формы поведения скорее как ухаживания, чем как родительский вклад.

В широком эволюционном контексте вероятность того, что самцы гоминид посвящали много времени отцовству, мала. Почти у всех млекопитающих и у всех приматов забота о детенышах в большинстве своем ложится на плечи самок. Дело в том, что самец никогда не может знать точно, кто из детенышей несет в себе его гены. Эта неуверенность в отцовстве заставляет основную массу самцов млекопитающих инвестировать гораздо больше в новые связи, чем в заботу о детях, которые могут оказаться чужими.

Как и у прочих приматов, у наших предков основной социальной единицей была мать и ее дети. Женщины объединялись в группы для взаимопомощи и взаимозащиты. Самцы гоминид, как и самцы других приматов, скорее всего, были маргиналами и допускались в группы самок лишь благодаря женской снисходительности. Вероятно, группы молодых холостяков бродили по африканским просторам, влача жалкое, сексуально бедное существование и надеясь на то, что однажды они возмужают и какая-нибудь группа самок их таки примет.

Самцы гоминид, как и самцы других приматов, были маргиналами и допускались в группы самок лишь благодаря женской снисходительности

Традиционная точка зрения, будто самцы были нужны самкам для защиты от хищников, кажется все более сомнительной в свете накопленных знаний о поведении приматов и современных охотников-собирателей. Нам межполовые различия в размере и силе заметны. Однако для крупного хищника, ищущего легкую добычу, самки гоминид лишь немногим менее опасны, чем самцы. Взрослые самцы могут чуть точнее метать предметы, но самки в поисках пищи собираются в более крупные группы, соответственно, им доступно больше рук и глаз для взаимной защиты и своевременного обнаружения врагов. Древняя женщина должна была чувствовать себя куда более защищенной в группе сестер, теток и подруг, чем в нуклеарной семье в компании одного мужчины. Наши праматери относились к числу самых крупных приматов и самых сильных всеядных животных в Африке. Совершенно необязательно, что они нуждались в помощи приятелей, превосходящих их в росте всего на 10%. Вряд ли от самок гоминид можно было ожидать той же физической уязвимости, что и от женщин в условиях патриархата. Пытаясь рисовать в уме образ древней женщины, наткнувшейся на хищника, представляйте себе не съежившуюся и хнычущую Мэрилин Монро, а Штеффи Граф, воинственно размахивающую факелом вместо теннисной ракетки.

Для крупного хищника, ищущего добычу, силовое превосходство мужчин над женщинами не принципиально

Тот же эффект групповой защиты, скорее всего, спасал самок от хищников сексуальных. Доисторические женщины могли защищать друг друга от домогательств и изнасилований, как это делают самки других видов приматов.

С точки зрения самки, крепкий партнер — палка о двух концах. Он может защитить ее от нежелательного внимания других самцов, а может и саму ее поколотить в порыве злости или ревности. В исследованиях выбора партнера женщины всегда предпочитают высоких, сильных мужчин, однако это скорее отражает потребность женщины в хороших генах и высокой приспособленности, чем в самце, способном к запугиванию и физическому насилию, которое может обернуться против нее и ее детей.

Беседы Марджори Шостак и других антропологов с со временными охотниками-собирателями показали, что женщины в таких сообществах склонны рассматривать мужчин в больших количествах скорее как помеху, чем как источник благ. Околачивающиеся рядом мужчины съедают больше, чем приносят, и требуют к себе больше внимания, чем сами уделяют детям. Если у них высокий уровень приспособленности, то их качественные гены, хороший секс и интересные разговоры перевешивают неряшливость и заторможенность, свойственные мужчинам. Но если по указанным параметрам мужчина всего лишь средненький, то из-за возможности вспышек ревности или жестокости минусы связи с таким мужчиной перевешивают плюсы.

Женщины в сообществах охотников и собирателей склонны рассматривать мужчин в больших количествах скорее как помеху, чем как источник благ

С другой стороны, Дэвид Басс и другие специалисты по эволюционной психологии собрали внушительное количество доказательств, что современные женщины при прочих равных обычно предпочитают высоких, сильных, здоровых и уверенных в себе мужчин. Эти качества могут предпочитать при выборе партнера из-за их корреляции со способностями к охоте и защите в условиях доисторического мира. Однако, как мы увидим в следующей главе, эти признаки могут отражать и качество генов, поскольку наследуются и служат эффективными индикаторами приспособленности. Пока не вполне понятно, какие преимущества этих признаков были важнее для женщин — генетические или негенетические. Механизмы выбора партнера должны были эволюционировать таким образом, чтобы улавливать как можно больше преимуществ каждого типа, поэтому раз-делить их сейчас совсем непросто.

Споры о роли отцов в эволюции человека продолжаются. У мужчин можно обнаружить следы отбора в пользу хороших отцов, готовых прийти на помощь, однако наши родительские инстинкты изучены не до конца. Современные отцы демонстрируют сильную эмоциональную привязанность к своим детям, и это их качество, вероятнее всего, возникло в ходе эволюции нашего вида. Некоторые отцы уделяют уходу за детьми до 20% времени, затрачиваемого на то же самое матерями. Недавние опросы показали, что мужчины-японцы тратят на игры со своими детьми почти семь минут в день. По сравнению с самцами других млекопитающих это относительно много. Однако для лучшего понимания эволюции отцов надо рассмотреть подробнее, как ухаживания могли перекрываться с родительской заботой.

Совмещаем ухаживания с родительством

До появления средств контрацепции наши предки женского пола обзаводились первым ребенком к 20 годам, в течение нескольких лет после достижения половой зрелости. (В доисторические времена девочки становились половозрелыми, скорее всего, на несколько лет позже, чем в современном мире, так как нынешний рацион, богатый жирами, искусственно ускоряет половое созревание и повышает фертильность подростков.) До законодательного закрепления моногамных браков люди, вероятно, успевали сменить нескольких относительно долгосрочных половых партнеров, прежде чем угасала их репродуктивная функция. Учитывая эти обстоятельства, мы придем к выводу, что на протяжении большей части человеческой эволюции ухаживания осуществляли взрослые, уже имевшие детей от прежних отношений. Без нянек, яслей и школ эти дети должны были постоянно крутиться под ногами у матерей. (В дикой природе ни одна самка примата после расставания не оставит детей на попечении отца.) Получается, в те времена женщин практически нельзя было встретить без детей. В современном западном обществе люди уже забыли, каково это — совмещать уход за детьми и ухаживания: теперь заводят детей позже, в гораздо меньшем количестве и не пускают их во взрослую социальную жизнь.

Самки гоминид должны были распределять время и силы между брачными ритуалами и заботой о детях. Некоторые брачные демонстрации могли формироваться из обычных материнских обязанностей, если те достоверно отражали приспособленность или помогали развлекать мужчин. Если нашим прародительницам нужно было рассказывать истории, чтобы развлекать ребенка, и если их потенциальные партнеры находились рядом, то женщины могли делать истории интересными и для ребенка, и для взрослого. Если им нужно было кормить своих детей и заодно привлечь мужчину, они могли добывать особенно вкусную пищу. Мужчинам редко выпадало счастье найти партнершу без детей, которая только и делала бы, что резвилась да ласкалась. Поэтому важным критерием при выборе женщины было не наличие у нее детей, а то, какая она мама — веселая или измученная заботами, красивая или отталкивающая, умная или скучная. Конкуренция за партнеров между женщинами была в основном конкуренцией между матерями.

Более того, матерей, вероятно, заботило и мнение детей относительно нового партнера, поэтому выбор женщины должен был быть переплетен с выбором ее детей. Дети, ненавидящие нового приятеля матери, могли не оставить ему ни единого шанса на сохранение хороших отношений с ней.

У матерей были весомые причины прислушиваться к тому, что нравится и не нравится ее детям, так как они были носителями ее генов. Дети были наивысшей ценностью для любой матери. Один здоровый отпрыск на руках был лучше двух любовников в кустах. Это ставило самцов гоминид в странное положение: они должны были адресовывать свои ухаживания не только самкам, но и их детям. И это влекло за собой неожиданное последствие. Если оценочные суждения детей влияли на выбор партнера самками, то они влияли и на половой отбор, а значит, предпочтения детей опосредованно направляли эволюцию взрослых мужчин.

Самцы гоминид должны были адресовывать свои ухаживания не только самкам, но и их детям

Итак, что же эти дети гоминид сотворили с нами? Они не сделали мужчин такими же хорошими родителями, какими в среднем были самки млекопитающих, зато они сделали их лучшими отцами в сравнении с самцами почти всех других видов приматов. Мужчины приносят детям пищу, делают им игрушки, обучают их разным вещам и играют с ними. Тот факт, что они стремятся обращаться подобным образом даже с приемными детьми, можно рассматривать как побочный эффект адаптации представителей мужского пола к заботе об их родном потомстве. Однако и в плейстоцене отцовская поддержка и защита приемных детей, вероятно, была обычна. Если пары распадались после нескольких лет совместной жизни, вероятность того, что мужчина играет с чужим, а не своим ребенком, была высока. Многие эволюционные психологи отмечали, что формы поведения, которые очень напоминают родительские усилия, могли развиться в ходе полового отбора как элементы ухаживания за потенциальным половым партнером: мужчины соблазняли женщин, ублажая их детей.

Из этого, однако, не следует, что приемные отцы всегда милы и добродушны. Эволюционные психологи Мартин Дэйли и Марго Уилсон выяснили, что в любой культуре вероятность того, что мужчина будет бить или даже убьет приемного ребенка, почти в 100 раз превышает вероятность такого обращения с родным ребенком. Эволюционные причины этого очевидны. Когда самцы львов и лангуров образуют пару с новой самкой, они обычно пытаются уничтожить всех ее отпрысков от прежних партнеров: они несут чужие гены, и, избавившись от них, самец освобождает самку для себя, для зачатия потомства с его собственными генами. Риск мужского инфантицида — большая проблема для самок многих видов приматов. Однако современным женщинам об этом можно не сильно беспокоиться. Я хочу подчеркнуть, насколько добры приемные отцы у людей по сравнению с другими приматами. Мы не только не стремимся убивать приемных детей, подобно львам, но иногда даже неплохо о них заботимся. Удивительно, но родительские ин стинкты мужчин вполне могли развиться в результате полового отбора как инструмент ублажения детей потенциальных партнерш. Разумеется, когда уже рожденные дети партнерши оказываются нашими — что довольно типично для долгосрочных отношений, — появляются дополнительные стимулы быть хорошим отцом.