Сказка о любви. Вышел новый роман Владимира Сорокина "Доктор Гарин"
На протяжении последних почти трех десятилетий два имени вызывают неизменный интерес читающей публики: Виктор Пелевин и Владимир Сорокин. И если спросить, что такое русский постмодернизм, то с уверенностью можно ответить — это они, Пелевин и Сорокин. Это Рональдо и Месси отечественной словесности, возбуждающие споры, чей талант ярче. У каждого свои поклонники.
Одни предпочитают настоянные на буддийской проповеди и социально-политической актуальности фельетонные романы автора "Generation П" и "Ампира V", другие выше ценят произведения создателя "Голубого сала" и трилогии "Лед" с его необыкновенным стилистическим чутьем и пониманием художественного языка русской классики. Выход каждого нового текста писателей (Пелевин пишет с завидной регулярностью по роману в год, Сорокин выступает с новыми произведениями гораздо реже) приводит читателей в некоторое волнение. Забавно, Сорокина и Пелевина можно считать классиками, персонажами истории русской литературы, тем не менее они продолжают оставаться "самыми современными" писателями.
"Это не я"
"Доктор Гарин" вырастает из сорокинской повести "Метель". Там мы впервые встречаем этого героя, земского врача, который едет на самокате (такой странный снаряд, запряженный маленькими, размером с белку, лошадками) в село Долгое с вакциной от зомби. По дороге он встречает разных, совершенно невероятных существ, а в финале, попав в метель, кажется, замерзает. В новом романе мы узнаем, что Гарин, оказывается, не замерз, а лишь отморозил ноги. Теперь он обзавелся титановыми конечностями и в качестве психотерапевта лечит VIP-пациентов в санатории "Алтайские кедры". Пациенты — довольно необычные существа. Тело у них заканчивается ягодицами (что не мешает им передвигаться), у них есть руки, рот и глаза. Раньше эти существа управляли миром. У них вполне узнаваемые имена — Дональд, Борис, Сильвио, Ангела, Владимир. У каждого характерная, с соответствующим национальным колоритом, речь. Только Владимир немногословен. На все реплики, к нему обращенные, он отвечает: "Это не я". Описанием утреннего обхода и обычного дня в "Алтайских кедрах" и открывается роман, и если искать в нем следы политической сатиры, то, наверное, стоит обратиться именно к этим эпизодам. Впрочем, при желании их можно найти и в изображении коммуны анархистов, и в описании усадьбы графов Сугробовых, и в рассказе о жутком болотном концентрационном лагере в царстве чернышей — мутантов, людей войны, скрывающихся от цивилизации в каменном веке.
Обломки прошлого
Мир (точнее, вселенная), который только зарождался в "Метели", странное смешение архаики и современности, нового средневековья и посттехнологической эпохи, затем развивался в "Дне опричника", "Сахарном Кремле", "Теллурии", наполнялся карликами и великанами, роботами, мутантами, биогенными монстрами, "умными" гаджетами. Его мы и встречаем в "Докторе Гарине". У этого мира своя история и география: свершившаяся Третья мировая война и Первая исламская революция, распад и разъединение некогда цельных держав (на территории России, скажем, есть Московия, Рязанское царство, Алтайская республика). Владимир Сорокин даже нарисовал карту этого мира (для французского издания романа "Теллурия").
Но вся эта гипертрофированная образность, равно как и фирменная шокирующая сорокинская поэтика "телесного низа", — лишь внешние атрибуты. Цирк своего рода. Кстати, главные герои (Гарин и его возлюбленная Маша) в одном из эпизодов оказываются в барнаульском цирке, видят на арене во всей красе копию фантастической реальности Сорокина с парадом уродцев, с торжеством "телесного низа" и покидают представление. Нарочитая откровенность для Сорокина не самоцель. И даже не провокация. Литературная условность предполагает свободу и уж точно не равна автору. А кроме того, за всеми этими избыточно яркими декорациями (или внутри них) скрывается другое поле смыслов. "Метель" вырастала из оглядки на тексты Пушкина, Толстого, Чехова, литературный миф зимней дороги. В "Докторе Гарине" литературная праоснова расколота и укоренена в другом времени (в советском XX веке). Странички из чьего-то дневника, письмо из деревни, фрагменты романа бывшего пациента Гарина Евсея Воскова, постепенно сходящего с ума, что видно по изменениям (деконструкции) его письма, постепенно стремящегося к бреду, — все эти осколки прежних времен свободно плавают в повествовании. У Сорокина в его причудливом мире не только отражается актуальность, не только предчувствуется будущее: в этом смысле Сорокин — удивительный писатель, кажется, его художественные тексты "подтягивают" к себе реальность. В его вселенной вращаются обломки прошлого, голосов, речений, языка ушедших эпох.
Чудеса
Ощущение расколотости, руинированности, хаотичности мира, наверное, главная черта "Доктора Гарина". Поэтому и сюжет скачет, неожиданно меняет направление, обрываются не только действие, но даже реплики и рассказы героев. Мы, например, так и не узнаем, как закончился один из рассказов Гарина о себе, как он добрался обратно до берега, далеко заплыв в море.
Пунктирность, фрагментарность действия — тоже отражение состояния сорокинского мироздания. Социальности, общественной общности не существует. Царит глобальный развал. Цельность можно обрести лишь внутри себя, вопреки внешнему хаосу. И в любви, конечно.
"Доктор Гарин" — роман путешествие, любовный роман ("Тристан и Изольда", если хотите). И/или волшебная сказка. Тем более что одно другому не противоречит. В тексте есть и знаковая подсказка (фрагменты "скандинавской" сказки "Деревянное масло"). Сорванные с места очередной войной, обитатели санатория "Алтайские кедры" бегут. Разумеется, бегство сопровождается приключениями. Ряды персонажей редеют. Обстоятельства разлучают Гарина и его возлюбленную Машу. Гарин остается один, и теперь его цель — с Машей воссоединиться. Ближе к финалу романа типология сказки, прямо по Владимиру Проппу, его "Морфологии волшебной сказки" (препятствия на пути героя, враги и чудесные помощники и т.д.), с еще большей очевидностью бросается в глаза. И это не случайно. Потому что сказка побеждает ужас и хаос. А в общем и целом — побеждает любовь. Которая сама по себе волшебная сила и источник всяческих чудес. Чудом все и завершается. Довольно редкий светлый финал у Сорокина.