Какой-то ненормальный понедельник. Фрагмент из новой книги Жоэля Диккера
В ноябре на русском языке выходит новый долгожданный роман Жоэля Диккера, автора мировых бестселлеров "Правда о деле Гарри Квеберта", "Книга Балтиморов", "Исчезновение Стефани Мейлер" и "Дикий зверь". Детектив "Ужасно катастрофический поход в зоопарк" удивит даже преданных поклонников писателя, ведь главные герои книги — дети, которые ведут расследование в тайне от родителей. В маленькой школе произошло по-настоящему катастрофическое событие: неизвестный злоумышленник залепил пластилином сливные отверстия в раковинах и открыл краны на все выходные. Дети уверены, что потоп подстроил кто-то из взрослых с преступными целями. Но кто же это сделал? А самое главное зачем? Публикуем отрывок из романа, в котором читатели смогут познакомиться с героями этого увлекательного детектива.
Однажды утром, в понедельник, под конец осени, за несколько недель до Рождества, произошло что‑то очень важное. Когда приближается катастрофа, обычно никто ни о чем не подозревает. Вот и тот понедельник притворялся нормальным днем: у меня зазвонил будильник, я встала, позавтракала (съела хлопья, но сначала налила молоко, а потом насыпала хлопья, иначе не видно, сколько молока наливать), почистила зубы, причесалась, оделась, и мама отвезла меня на машине в школу. До сих пор все шло как обычно.
Моя школа называется "Школа Зеленых Вершин". Это специальная школа. Специальной школой называется такая школа, куда отправляют детей, которые не ходят во все остальные школы. Я люблю свою школу. Она совсем маленькая, потому что в ней всего один класс. Она вроде большой дощатой беседки. Мама говорит, просто прелесть. Я бы скорее сказала, просто улет. Большой вестибюль, он же раздевалка. По одну сторону классная комната, по другую — игровая. Еще там есть маленькая кухня, а рядом с ней туалет. Школьный двор у нас — это сад с цветами, вокруг него деревянный забор, за который выходить нельзя, только с родителями или с нашей учительницей мисс Дженнингс. А за забором маленький парк с детской площадкой и скамейками, на которые усаживаются старые дамы, пока какают их собачки. Собачьи какашки положено убирать, но они часто притворяются, будто не заметили, что их песик справил нужду. Наш школьный сторож как такое увидит, бежит к ним как бешеный и требует сию минуту подобрать нечистоты. Тогда старые дамы делают брезгливое и брюзгливое лицо, достают из кармана пластиковый пакетик и превращаются в чистильщиц. А потом в недоумении держат пакетики двумя пальцами, словно какашки сейчас на них выпрыгнут. Выходит очень смешно.
Рядом с парком есть школа для нормальных детей. Туда ходят все дети, кроме нас. Это большое кирпичное здание, там большой бетонный двор, а по соседству — огромная спортивная площадка. Школу для нормальных детей видно из нашей специальной школы. В ней очень много детей, а нас в нашей школе всего шестеро. Я спрашивала маму, пойду ли когда‑нибудь в школу для нормальных детей. Она сказала, что, наверное, нет, но она любит меня такой, какая я есть.
Самое прикольное в специальной школе — это мисс Дженнингс, наша учительница. Она самая потрясающая учительница. Терпеливая, милая, умная, ласковая. И еще очень красивая. Всегда хорошо одета, и волосы красиво причесаны. Ее все обожают.
Второе самое прикольное в специальной школе, после мисс Дженнингс, — это пятеро моих приятелей-одноклассников, они все мальчики.
Там есть Арти, он ипохондрик, то есть все время думает, что у него всякие болезни. Для него самого это не очень удобно, но для нас весело, потому что когда он думает про какую‑нибудь болезнь, то вопит от ужаса. Арти, когда вырастет, хочет быть доктором, чтобы самому себя лечить. Он говорит, что когда ходишь к другим докторам, рискуешь заразиться чем‑нибудь в приемной, там до фига больных.
Тут он скорее прав.
Есть Томас, он просто здоровский каратист, потому что у него отец — учитель карате. (Когда у тебя отец — учитель карате, легче стать здоровским каратистом.) Томас, когда вырастет, хочет стать учителем карате, как отец.
Есть Отто, у него родители живут каждый в своем доме. Это называется "разведены". Мама сказала, что развод — это когда папа и мама больше не хотят спать в одной комнате. Думаю, когда я вырасту, я тоже буду разведена, потому что терпеть не могу, когда в моей комнате живет кто‑то еще. Отто знает все и обо всем. И всегда просит на день рождения всякие энциклопедии и словари. Он обожает объяснять разные вещи и знает трудные слова вроде "мородунка", "казуистический" или "келоидный" — мы все выучили это слово благодаря Арти. Отто, когда вырастет, хочет читать лекции.
Есть Джованни, он всегда носит рубашку, даже когда идет на улицу играть. У него родители богачи — это значит, у них много денег; похоже, когда ты богач, то должен всегда ходить в рубашке. Надеюсь, когда я вырасту, то не буду богачкой, потому что ненавижу надевать рубашки. У Джованни дома есть официант. Вот это правда удобно. Мне дома приходится после еды относить тарелку в раковину. А у Джованни никто даже со стула не встает. Он меня однажды пригласил на обед, так все сидели за столом, а официант поставил перед нами еду и потом все убрал. Мама говорит, что это называется "мажордом", но у Джованни говорят "Бернард". Джованни, когда вырастет, хочет работать на предприятии отца, которое основал его дед. Похоже, у них семейное предприятие. Это значит, все предпринимают по очереди.
Есть Йоши, он не говорит. Совсем-совсем не говорит. Он мой самый лучший друг. Чтобы понимать друг друга, говорить не нужно. У Йоши куча пунктиков. Это значит, что он все десять раз проверяет. Иногда даже больше, чем десять раз. Например, он все утро проверял, стоят ли его ботинки в школьной раздевалке. Йоши обожает пластилин и лепит потрясающие вещи. У него есть столик в углу класса, он там придумывает офигенные штуки. Йоши, когда вырастет, хочет стать скульптором.
Ну и, наконец, есть я, Джозефина. Я, кажется, чересчур быстро все понимаю. Никакой проблемы я в этом не вижу, но она, похоже, есть. Это по крайней мере одна вещь, которой я не понимаю. Когда я вырасту, я хочу изобретать грубые слова. Это папа мне такую мысль подсказал.
Папа однажды прочитал в газете статью о семье Джованни. Их семейное предприятие-все-по‑очереди занималось производством туалетной бумаги. По папиным словам, туалетная бумага приносит им много денег. Он читал статью и кричал: "Туалетная бумага — это гениальная идея! Товар, который потребляют все, каждый день, во всем мире, который всегда будет нужен и который не сможет заменить ни одна технология!" Я подумала, что когда буду работать, надо найти и производить такой же товар. Потом папа сказал маме: "Нет, ты представляешь, дорогая, вся эта куча бабла благодаря сортирной подтирке!" Мама попросила папу успокоиться и не говорить при мне таких слов, но было уже поздно. Я не только поняла, что "сортирная подтирка" — шикарное грубое слово; я поняла главное: что изобретать грубые слова — это профессия будущего: их говорят каждый день, они всегда будут нужны, и их не сможет заменить ни одна технология.
Однажды я напишу книгу и вставлю туда все грубые слова, какие изобрету. Это будет как бы словарь грубых слов.
Так вот, возвращаясь к тому пресловутому утру в понедельник, — утру, когда случилась начальная катастрофа, которая будет вызывать катастрофу за катастрофой до того самого катастрофического похода в зоопарк, — когда мы с мамой подъезжали к школе, там на обочине стояли пожарные машины. Мы вошли в маленький парк и увидели, что пожарные суетятся вокруг специальной школы. В эту минуту я поняла, что нормальный день будет на самом деле совсем не нормальным и что случилось что‑то серьезное.