Победа ислама, по версии писателя, прямое следствие безволия и равнодушия к своим ценностям самих европейцев.
Исламские террористы сослужили Мишелю Уэльбеку и славе его новой книги "Покорность" дурную службу. После того как день ее поступления в книжные магазины Франции совпал с терактом в редакции журнала "Шарли Эбдо", посвятившего свежий номер как раз "Покорности", роман превратился в символ, миф о самом себе. Мифы сопротивляются препарированию и детальному изучению, это нарушает их целостность, а трагические обстоятельства заслонили сам текст Уэльбека такой плотной завесой, что его уже как бы и необязательно читать. Потому что главное об этом романе произнесено еще до того, как он был прочитан: пророчество, горькая ирония судьбы, гибель христианской цивилизации.
В центре романа действительно вопрос о покорности исламу Европы, метафорически уподобленной женщине, отдающейся мужчине. Действие романа происходит в 2022 г., времени, когда, по версии Уэльбека, президентом Франции станет мусульманин, мини-юбки исчезнут из обихода, женщины наденут платки, а преподавать в университетах смогут лишь те, кто принял ислам. Но замысел Уэльбека гораздо объемнее создания политической карикатуры на злобу дня – не ужасаясь и не проклиная, он подвергает взвешенной ревизии тот капитал, которым располагает сегодняшний средний европеец, законопослушный горожанин и читатель книг. Именно таков его главный герой Франсуа, профессор Сорбонны, филолог и специалист по главному французскому декаденту Жорис-Карлу Гюисмансу (1848–1907). Выбор персонажа для научных штудий Франсуа, разумеется, не случаен – герой многократно поминаемого Уэльбеком и в свое время знаменитого романа Гюисманса "Наоборот" утонченный эстет-отшельник герцог Жан, последний отпрыск некогда славного рода, погружен в воспоминания о былых, изощренных наслаждениях, эротических и не только, и занят упрямыми попытками окружить себя красивыми вещами и картинами.
Франсуа Мишеля Уэльбека – прямой родственник Жана, он такой же одиночка, правда, коротающий дни не в поместье, а в парижской квартире, и тоже эстет. Вот только от былой палитры удовольствий ему остались лишь встречи с собственными студентками да визиты к девушкам, торгующим собой. Ничего, кроме этих мимолетных связей и тяги к французской литературе начала ХХ в., иначе говоря, скромного багажа с двумя отделениями – сексуальных и интеллектуальных удовольствий, – у Франсуа нет. Подобно герцогу Жану из "Наоборот", он – разорившийся наследник европейской цивилизации и полный банкрот. Единственная любовная история, оставившая в душе героя "Покорности" хоть какой-то след, тоже завершается крахом: его возлюбленная вместе с родителями бежит из захлестываемой исламом Франции в Израиль и вскоре забывает Франсуа. Отныне его удел – полное одиночество, пустота и интеллектуальная пища, которая утрачивает вкус.
Уэльбек пишет не обвинительный приговор, а исследование проблемы, и не только художественное, но и публицистическое. Поэтому ближе к финалу романа формулирует устами одного из новообращенных последователей ислама Робера Редигера диагноз нарастающей болезни уже прямо: "Либеральный индивидуализм мог праздновать победу, пока он ограничивался изничтожением промежуточных структур, таких как нации, цеховые объединения и касты, но, покусившись на последнюю, базовую структуру, каковой является семья, и, соответственно, на демографию, он подписал себе смертный приговор; и вот тут, логически рассуждая, должен пробить час ислама". Ислам, религия более молодая, противостоящая индивидуализму и делающая ставку на множество, выглядит в глазах Редигера как единственная альтернатива католической церкви. Поскольку церковь давно не в силах "твердо и мощно выступить против гомосексуального брака, абортов и права женщин на работу", следует признать: "Западная Европа, дойдя до крайней степени разложения и мерзости, не в состоянии спастись, как не мог спастись Рим в V веке нашей эры".
Итак, послание Уэльбека вовсе не в том, чтобы воскликнуть: о ужас, ислам наступает! Но в том, чтобы констатировать: нам нечего ему возразить, потому что у нас нет сил отстаивать свои прежние ценности. Силы наши иссякли, потому что для нас все это (любовь, семья, продолжение рода) давным-давно никакие не ценности. И, в сущности, нам, как и Франсуа, все равно. Неизбежный итог этого равнодушия и утраты ориентиров прописан Уэльбеком с недвусмысленной четкостью: свято место пусто не бывает, на смену утраченных ценностей явятся другие, и вам придется их принять, покорно и молча.