Путеводитель по семи кругам "Ады" Владимира Набокова
Главная книга этого лета — новый перевод романа Владимира Набокова "Ада, или Отрада", который вышел в издательстве Corpus. Эротический, философский, психологический — там много всего, сложно запутанного и лихо закрученного. Про секс, но не как "Лолита". История любви Вана и Ады Вин на 570 страниц загадочна настолько, что подходить к ней надо вооруженным, как к "Улиссу" Джойса. Сам Набоков перевести "Аду" с английского не успел, предыдущие попытки были так себе, но перевод Андрея Бабикова внушает доверие. Критик Игорь Кириенков — о том, что предстоит пережить даже подготовленному читателю.
Как устроена альтернативная реальность в "Аде"
Основное действие книги длится почти сто лет — с 1870 по 1968 год. Место действия: планета Антитерра, которая похожа на нашу Терру, но есть несколько географических и бытовых отличий. Терра для жителей планеты существует в конспирологических теориях, в ее существование верят только сумасшедшие. Именно их изучает выдающийся философ и психолог-террапевт Ван Вин, представитель древнего знатного рода. Он живет в Амероссии и свободно говорит на русском, английском и французском. Всю жизнь он по-настоящему любил только одну женщину — свою сестру, ботаника и актрису Аду. "Ада" — мемуары Вана, в которых он описывает начало отношений в усадьбе Ардис (ему было 14, ей — 12), болезненный разрыв, годы разлуки и счастливое воссоединение. Эта история становится для Вана, кроме прочего, еще и торжеством его оригинальной философской концепции, опровергающей не только расхожие представления о необратимости времени, но и эйнштейновскую теорию относительности.
Роман Полански в ожидании "Ады"
Ни одну книгу Набокова не ждали с таким нетерпением. Осенью 1968-го в Монтрё, где писатель жил с женой Верой на деньги, которые принесла "Лолита", приехали руководители главных киностудий Голливуда. Все хотели купить права на экранизацию еще незаконченного романа. Среди потенциальных режиссеров будущего проекта фигурировал Роман Полански, у которого только что с невероятным успехом вышел хоррор "Ребенок Розмари".
Весна 1969-го прошла в приятных хлопотах: Набоков вычитывал корректуры романа и позировал для журнала Time, который поместил его на обложку и сделал "Аду" темой номера. В опубликованной 4 мая 1969 года рецензии Альфред Аппель Мл. назвал книгу "эротическим шедевром", а Набокова сравнивал с Джойсом, Прустом и Кафкой, закрепляя таким образом его место в литературном пантеоне XX века.
Но довольно быстро тон критических высказываний сменился с восторженного на скептический. Мэри Маккарти, с невероятным энтузиазмом встретившая предыдущий роман писателя, "Бледный огонь", заявила, что готова пересмотреть свою оценку — настолько ей не понравилась "Ада". Морис Дикштайн назвал семейную хронику Винов "самым переоцененным романом десятилетия". Columbia Pictures, потратившая на киноправа баснословные 500 000 долларов, так и не приступила к разработке картины. Роман осел на книжных полках специалистов. Внимание публики переключилось на других литераторов.
Но "Аде" необычайно повезло с ее исследователем и популяризатором — новозеландским ученым Брайаном Бойдом. В 1979 году, через два года после смерти Набокова, он защитил докторскую диссертацию о романе. Прочитав ее, Вера пригласила ученого в Монтрё, и Бойд стал сначала библиографом, а потом и биографом Набокова. К 1985 году Бойд переработал диссертацию в книгу, назвал ее "Место сознания" и выпустил в издательстве Карла и Эллендеи Проффер "Ардис" (не совпадение, американские слависты Профферы в 1971-м назвали свое издательство, в котором издавали книги русских эмигрантов, в честь поместья из романа "Ада"). Эта работа — главное пособие для всякого, кто хочет сориентироваться в темах и мотивах набоковского романа. А "Аннотации к „Аде“", которыми Бойд занимается более 30 лет, — дополнительное подспорье для тех, кто готов снова и снова возвращаться на Антитерру.
"Ада" написана по-английски. В 1975 году Набоков предупреждал, что сам хотел бы перевести "Аду" "на романтичный и точный русский язык". Он не успел — в архиве сохранилось несколько страниц перевода, выполненных женой Верой. Переводы 1990-х ("Ада, или Страсть", "Ада, или Радости страсти", "Ада, или Эротиада") только усугубляли двусмысленную репутацию романа. Из них можно было составить самое общее представление о сюжете романа и его архитектонике, но едва ли — о его подлинном стиле и тембре, не говоря уже про подводные течения и сложные отсылки к мировой классике.
О том, что готовится новый перевод "Ады", читателя предупредили в 2020 году. Тогда в журнале "Литературный факт" были опубликованы несколько глав в переводе и с примечаниями Андрея Бабикова — плюс его очерк о романе. Исследователь набоковской драматургии (сборник "Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме", киносценарий "Лолиты"), переводчик ("Взгляни на арлекинов!"), публикатор (ранние поэмы, продолжение "Дара", неизвестные лекции о литературе и переписка с Михаилом Карповичем) — за последние 15 лет Андрей Бабиков стал одним из крупнейших исследователей творчества Набокова. Поэтому его перевод, получивший название "Ада, или Отрада", заочно обещал быть лучше, чем усилия тех, кто не изучал Набокова так долго и с разных сторон. Выход книги не раз откладывался, но наконец в июле 2022 года издательство Corpus оторвало от сердца том в 800 страниц (из них 200 занимают блестящие комментарии). Это сродни чуду — и можно сравнить с русским переводом "Улисса" (я имею в виду работу Виктора Хинкиса и Сергея Хоружего, 1993).
Как расставлены обманки для читателя
Одна из самых сильных сторон Набокова — организация повествования, то, в какой последовательности читатель знакомится с критически важной для сюжета информацией. До поры до времени мы не понимаем, за что Цинцинната Ц. приговаривают к смертной казни, кто рассказывает историю профессора Тимофея Пнина и кого убил Гумберт Гумберт. При этом не сказать, чтобы автор держал читателя на коротком поводке, — это не детективы. Мы порой даже не замечаем этих тщательно продуманных зияний в цепочке событий, потому что упиваемся голосом харизматичного повествователя.
"Ада" начинается с интригующего предуведомления о смерти основных героев этой книги, странного семейного древа (стоит ли нам изучить его сейчас, при входе в книгу, или обращаться к нему по ходу чтения? Почему около имен Вана и Ады не стоят даты смерти, хотя мы только что узнали, что они мертвы? и кто вообще составил эту схему?) и искаженной цитаты из "Анны Карениной".
А потом читатель впадает в состояние измененного сознания. С одной стороны, нас обволакивает интонация усадебной прозы: запутанные матримониальные связи, великосветские нравы, обстановка роскошного поместья. Это вроде бы комфортное, настраивающее на ностальгический лад повествование, которое может погрузить читателя в приятную полудрему. Однако вместо покоя и безопасности мы начинаем испытывать нервозность: на нас обрушивается слишком много разрозненных, невероятных фактов о семье Вина и Антитерре, и из них трудно собрать плотный мир реальности. Бойд писал о центробежности предложений "Ады", о состоянии полураспада, в котором пребывает нарратив. К ногам читателя-туриста, посетившего главный роман (Набоков сам хотел, чтобы "Аду" считали его главным романом) великого писателя, все ближе подкатывает магма, грозя обжечь. Хочется задать себе вопрос "Что я здесь делаю?" И грешным делом подумать, что в местах с более мягким русским климатом (в "Пнине", например) было уютнее.
Почему вам стыдно
Скепсис нарастает, когда мы знакомимся с главными героями романа — Ваном и Адой Вин. Невероятно богатые и одаренные, пылкие и велеречивые, высокомерные и жестокие — Бойд предостерегает нас от того, чтобы очароваться этой парой, но очаровываться и без него не хочется. Даже непрошибаемый читатель едва ли способен проигнорировать то, как персонажи обращаются с матерью, слугами, своей сестрой Люсеттой, которую угораздило влюбиться в них обоих, и то, как они мучают друг друга. История счастья от страницы к странице приобретает все более мрачный характер — и не потому даже, что персонажи вступают в кровосмесительную связь. Просто с какого-то момента становится слишком трудно отделить гениальность главных героев от их невыносимого характера, "радости страсти" (сексуальный жар, всегда находящий разрешение) от горечи, любовь — от насилия, мир — от войны.
Добавьте к этому перегруженность многоязычными каламбурами разной степени изящности. Особенное чувство неловкости вызывают шпильки в адрес других писателей. Не любимые Набоковым Уильям Фолкнер и Томас Манн образовали Фолкнерманна. Роман "Доктор Живаго" стал "Мертваго навсегда". Зигмунд Фрейд, с концепцией которого Набоков давно и плодотворно полемизировал, превратился в доктора Фройта из Синьи-Мондьё-Мондьё. Так ли уж это остроумно, как чудится автору?
В общем, в какой-то момент нетрудно обнаружить себя в ожидании кареты, которая умчит нас подальше от Ардиса и его обитателей.
Как выглядит любовь с точки зрения любовников
Набоков расставляет дорожные знаки и продумывает развязки, которые позволяют ему регулировать движение внутри романов. Он откровенно издевается над теми, кто выбирает себе книгу по жанру. Тех, кто открыл "Лолиту" ради откровенных сцен, высаживают перед первым же перекрестком. Бодро осилившим "1984" Оруэлла и "Дивный новый мир" Хаксли будет нестерпимо скучно во вселенной "Приглашения на казнь" с ее распадающимися на части персонажами или в мире "Под знакам незаконнорожденных" с шекспировскими аллюзиями и закадровым "антропоморфным божеством". "Шокирующие" (эротические) или "темные" (наукоемкие) сцены "Ады" тоже позволяют проредить аудиторию, и это не снобизм, не желание закрыть дверь перед непосвященными. Скорее, такой подход напоминает окончательное формирование семинара в первые недели с начала семестра, чтобы те, кто забрел сюда случайно, не упорствовали в своей ошибке. А те, кого зацепила история Ады и Вана, порадовались, что вся эта эффектная сюжетная машинерия, все вербальные спецэффекты — ради них.
Чем глубже мы погружаемся в роман, тем более фундаментальные вопросы нам предстоит разрешить и тем сокрушительнее открытия, которые нам предстоит сделать. Обнаруживается, что важнейшую роль в романе играет Люсетта — не забавное препятствие на пути героев к счастью, а нравственный центр книги. Ван и Ада осознают свою ответственность за ее смерть. Так мемуары, которые должны были стать памятником их великой любви, становятся еще и скорбной песнью о потерянной сестре. Короче говоря, не торопитесь представлять героев нравственными чудовищами: всякий хороший роман слишком сложен, чтобы выносить безапелляционные моральные оценки его персонажам.
В молодости Ван написал роман о взаимоотношениях женщины с Терры и мужчины с Антитерры. В старости его книгу экранизировали, и зрители предположили, что власти скрывают тайное единство Терры и Антитерры (а значит, в реальности Винов тоже были кровавые революции и опустошительные войны). Набоков построил роман так, что Ван и Ада сами сочиняют историю своей великой любви, сами вставляют ее в фантастическую оправу, сами делают себя героями ультраромантического мифа — несравненными, самодостаточными инопланетянами, которых никогда не понять обывателям-землянам.
Зачем все это было нужно самому Набокову
Вот и получается, что главная претензия к Набокову заключалась в том, что его поздняя книга не похожа на ранние. Он и в 70 лет продолжал меняться, искал и развивал новые темы, создавал вымышленные миры с непривычными для преданного читателя атмосферными условиями.
А вообще "Ада" — это развлечение Набокова-филолога, неутомимого исследователя трех самых значительных, на его взгляд, литератур: английской, французской и русской. Он предложил их уникальный синтез. Только не в духе изнурительной словесной игры Джойса (Набоков обожал "Улисса", хотя был равнодушен к "Поминкам по Финнегану"), а в виде ревизии эпических жанров, которую он облачил в традиционную (но это только на первый взгляд) форму воспоминаний.
В каком-то смысле вся предшествующая карьера Набокова была приближением к "Аде" и ее безумию. В "Даре" и "Бледном огне" он испытал конструкцию "текст внутри текста" и поместил в четвертую часть "Ады" эссе Вана "Текстура времени", не разрывая, а, наоборот, вплетая философскую прозу в ткань романа. Как "Волшебник" и рассказ на английском "Сестры Вэйн", "Ада" — роман о незримом участии мертвых в делах живых. В "Лолите" Набоков придумал способ тонко манипулировать разницей между голосом рассказчика и автора — в масштабной "Аде" тоже не следует путать Вана и его создателя.
Все это к тому, что несправедливо считать "Аду" случайной аберрацией, свидетельствующей об упадке творческого дарования Набокова и исчерпанности его языка и стиля. Наоборот, он никогда еще не был настолько оригинален, дерзок и уверен в своих силах. Тем, кто проходил в школе Пушкина, Толстого и Чехова, стоит читать как раз позднего Набокова — который не то что не отрекся от любимых русских книг, а разместил их в самом центре западного канона.
"Если бы наша истощенная временем, лежащая плашмя пара когда‐нибудь решила умереть, она бы умерла, так сказать, в саму завершенную книгу"