Чужой среди своих: как Салман Рушди искал родину и разбудил лихо
Литературный критик Лиза Биргер рассказывает о Салмане Рушди, который совершенно точно знал, что "нет на земле магии, достаточно сильной, чтобы уничтожить завещанное родителями".
Если посмотреть со стороны на список побед и достижений, Салман Рушди может показаться (и вполне справедливо) одним из самых значительных писателей нашего времени. Сын индийского бизнесмена, лично королевой пожалованный в рыцари Великобритании "за служение литературе", лауреат Букеровской премии, обладатель приза "Букер Букеров" как автор книги, признанной в 2008 году лучшей за всю историю премии, человек, романы которого вдохновили одну из лучших рок-групп нашего времени на одну из ее лучших баллад, а Великобританию — на разрыв отношений с Ираном. Достаточно открыть любой автобиографический текст Салмана Рушди, чтобы убедиться, насколько важным героем века считает он сам себя. Вот только героем он стал, увы, не совсем в литературном смысле.
Ведь большинство знакомых с именем Салмана Рушди никогда его не читали. Более всего он известен книгой, которая по-русски была издана только несколько лет назад, и даже тогда полутайно, а написана аж в 1988-м, — "Шайтанские аяты". 14 февраля 1989 года умирающий аятолла Хомейни издал указ, сообщающий мусульманам всего мира, что автор этой книги, "направленной против ислама, Пророка и Корана, а также все, кто, зная ее содержание, был причастен к ее публикации, приговариваются к смерти". В автобиографической книге "Джозеф Антон" Рушди писал, что история фетвы получила продолжение двенадцать лет спустя, когда она "заполонила собой небо, подобно архангелу Джабраилу, возвышающемуся над горизонтом, подобно двум самолетам, врезающимся в два высоких здания, подобно казни птицами в великом фильме Альфреда Хичкока".
Была ли эта объявленная, неосуществленная казнь предвестником 11 сентября? Сам Рушди считает именно так. Странная дикая валентинка от "жестокого умирающего старика" была вызвана книгой, которую тот даже не читал. Одним названием и аннотацией Рушди сумел переполошить миллионы. И это, кажется, настоящая трагедия его длинной и успешной карьеры: писатель, который всю жизнь занимался поиском истины, вниманием к слову, никогда не был толком прочитан широкими массами. Может, на самом деле время его еще и не пришло, но, кажется, для русского читателя оно должно наступить прямо сегодня. Ведь Рушди показывает нам исключительный пример обращения с прошлым — когда все подвергается сомнению, ни одно слово не отлито в золоте, когда политические процессы становятся поводом для разговора об истории и ценностях твоего народа, твоей страны. Рушди всегда показывал, что все можно переосмыслить и через это прийти к внутренней свободе. Какой навык может быть полезнее?
Это он, Джозеф Антон
Салман Рушди родился в Мумбае, в семье юристов и стихотворцев. Его отец Ходжа Мухаммад Дин Халик Дехлави, бывший юрист, тайный писатель и удачливый фабрикант, вместо длинного и непонятного европейцу имени взял короткое — Анис Ахмед Рушди. Оно было выбрано в честь Ибн Рушда, арабского философа из Кордовы, переводчика и комментатора Аристотеля. Смена имени оказалась чем-то вроде предсказанной судьбы. Как и Ибн Рушд, Салман Рушди сумеет соединить Восток и Запад через исключительное владение словом. Как и отец, он станет читать Коран с юридической предвзятостью — как произведение любопытное, несравненное и несовершенное.
"По знаменитому определению американского литературного критика Рэндалла Джаррелла, роман — это „длинное прозаическое произведение, в котором что-то не так“, — объяснял Рушди в автобиографии „Джозеф Антон“. — Анису, как он полагал, было понятно, что не так с Кораном: в него местами закралась путаница". Неудивительно, что сын пошел по пятам отца, его главной жизненной целью стало разобраться, можно ли распутать Коран, ислам, политический мир мусульманской Индии, ту страшную кровавую неразбериху, в которую превратилась история страны. Как в романе "Дети полуночи" писал Рушди, "нет на земле магии, достаточно сильной, чтобы уничтожить завещанное родителями".
Удивительно другое — что Салман Рушди уже в 13 лет самостоятельно решил уехать из любимой Индии и продолжить образование в школе-интернате в Англии. В этом своем решении он винит книги: так зачитывался Вудхаусом и Агатой Кристи, что без сомнений уплыл в их манящий мир. В школе-интернате Рагби мальчик был совершенно несчастен и предельно одинок. Но остался, закончил Кембридж, работал копирайтером в нескольких фирмах и, даже если бы не написал ни одного романа, запомнился бы современникам слоганом "Naughty but nice" из рекламы тортиков — "Милая шалость", что в русском переводе его биографии почему-то звучит как "Такие неполезные — с ума сойти!".
Если научная фантастика устремлена в будущее и в фантазии о нем, то Рушди всегда устремлен мыслью в прошлое. Именно так у него возникла идея романа без героя, "не истории жизни, а истории нации".
Покойный Терри Пратчетт шутил, что поворотный момент в карьере Салмана Рушди случился задолго до "Шайтанских аятов" — когда в самом начале он пытался писать научно-фантастические рассказы, послал их на издательский конкурс, но занял только второе место. Выиграл бы — ездил бы сейчас на конвенты, выступал перед небольшой группой преданных фанатов, и всем было бы плевать, и даже "Аяты" сочли бы научно-фантастической выдумкой. Дебютный роман писателя, "Гримус" (1977), о молодом индийце, который, выпив эликсир бессмертия, отправляется в путешествие в прошлое, хвалил Артур Кларк и даже выдвинул на премию за лучший научно-фантастический дебют, но издательство сочло, что магический реализм продается лучше.
Дело, скорее, в том, что если научная фантастика устремлена в будущее и в фантазии о нем, то Рушди всегда устремлен мыслью в прошлое. Именно так у него возникла идея романа без героя, "не истории жизни, а истории нации". Этим романом стал "Дети полуночи" (1981) — книга, центральный персонаж которой родился в одну ночь с Индией, в день ее независимости, 15 августа 1947 года, и ищет свой путь вместе с ней.
Шахерезада наизнанку
В одном из интервью Салман Рушди назвал себя "Шахерезадой наизнанку" — сказительница рассказывала истории, которые позволяли ей не умереть, а он рассказывает истории, которые угрожают его жизни. Тем более что его всегда в первую очередь занимали те истории, что мы рассказываем о самих себе. История определения нации — это "Дети полуночи", где только чудо-дети, дети полуночи, остаются последней надеждой страны на свободу. Вышедший следом "Стыд" — это исследование истории Пакистана, страны, где "горстка жуликов правила беспомощным большинством". Если убрать стыд, писал Рушди, у нации останется только свобода. Нагромождение образов, символов, баек и магических нереалистичных деталей в его романах требуется только для того, чтобы обнаружить за ними чистую правду. Он магический реалист не в том смысле, что очень любит завлекать читателя сказочками, а наоборот — что постоянно требует видеть за сказочками чистое сияние истины.
Именно поэтому самый непрочитанный роман Рушди становится самой интересной его книгой. Речь идет, конечно, о "Шайтанских аятах", книге, основанной на чтении и перечитывании Корана, в которой два индийца-иммигранта, болливудский актер и скромный актер озвучки, превращаются в архангела и шайтана. В очередной раз Рушди выстраивал здесь сложный мир, с разговором об устройстве индийского общества, об эмиграции, о колониализме, о тяжести путей, которые мы выбираем, — и о том, как поэтическое Слово, те самые аяты, способно указать нам путь.
Вышедший следом "Стыд" — это исследование истории Пакистана, страны, где "горстка жуликов правила беспомощным большинством". Если убрать стыд, писал Рушди, у нации останется только свобода.
Конечно, у него есть книги, устроенные понятнее, проще. Например, "Гарун и море историй" — довольно незамысловатый роман про сказителя, потерявшего вдохновение. Или "Земля под ее ногами" — о путешествии современного рок-Орфея за современной Эвридикой. (Сочиняя роман о рок-музыке, Рушди послал его Боно, чтобы тот проверил, не наврал ли чего автор, — а Боно в ответ написал к роману одну из лучших своих песен.) Но ни одна из этих книг-сказок не является просто сказкой. Во всех есть главная тема — тема личной вины, личного участия в истории, личной ответственности за все страшное, что в ней происходит. Чтобы выжить в сказке Салмана Рушди, невозможно ее просто рассказать — всегда требуется усилие, чтобы сделать что-то еще, хотя бы осознать, что твоя роль в истории не пассивна.
Это главный вопрос сложно и причудливо устроенных романов: или ты живешь в истории, или история живет в тебе. Рушди верит, что если сделать усилие и не принимать на веру ничего, ни реального, ни фантастического, то в истории можно стать свободным. И именно в этом уроке свободной мысли настоящая опасность и настоящая привлекательность его книг.