Аккорд, еще аккорд! "Нота" Олега Дормана
Текст книги Олега Дормана "Нота" — прямая речь дирижера Рудольфа Баршая, подготовленная для записи одноименной телепередачи. Его монолог, подчиняясь инерции, как и все, что сделал Баршай в жизни, превратился в музыку. В нем есть подъемы и спады, он меняет темп, но всегда слышен солирующий инструмент. Скрипка, а затем альт. Четыре струны, завиток грифа и отверстия, напоминающие латинскую "эф". Это не книга, но партитура. И страница за страницей по ней дирижирует сам Рудольф Баршай.
Рассказ музыканта — череда трудностей и постоянной работы над собой. В детстве десятилетний Рудик впервые услышал "Лунную сонату" Бетховена и упросил отца купить пианино, а тот вместо громоздкого инструмента принес с рынка легкую скрипочку. Это событие стало решающим для Рудольфа Баршая. "Музыка во мне заговорила. Это было как наваждение какое-то. Я бредил музыкой. Мне все время музыка снилась..."
Начались бесконечные тренировки, многочасовые, ночные, на родительской кухне, в московских коммуналках, в промерзших залах ташкентской школы во время эвакуации, в ванных, на коридорных сундуках и в консерватории перед уроками. Тяжелая работа сопровождалась постоянными открытиями.
Читаешь "Ноту" и шепотом, как на молитве, повторяешь фамилии: Сен-Санс, Малер, Бах, Равель, Дебюсси... За названиями произведений и номерами симфоний скрывается музыка. И оттого, что нотная грамота доступна не всем, композиции волнуют еще больше.
Книга одухотворяет и очищает. Она пропитана уважением к каждому, кто сыграл роль в жизни Рудольфа Баршая. Слова дирижера — прежде всего благодарность учителям. Тем первым, еще из провинциальной музыкальной школы, которые подставили руку, и консерваторским гениям, чтящим традиции и на равных разговаривающим с учениками. Уважение к преподавателям строилось на безграничном трудолюбии. Занятия могли закончиться поздним вечером, если нужно было отточить неподдающийся пассаж. Рудольф Баршай вспоминает: "Лев Моисеевич [Цейтлин] был величайший музыкант, величайший, — и педагог милостью божьей... С теми, кто относился к делу всерьез, он работал без устали. Однажды что-то у меня не получалось. Цейтлин подошел к двери класса, запер ее на засов, выключил будильник. И урок длился три часа. Все это время следующие просидели в коридоре".
Консерваторское братство сродни лицейскому. Оттуда набирались музыканты в будущие квартеты и струнные оркестры, в которых играл и которыми управлял Рудольф Баршай. И о каждом дирижер отзывался по-доброму, ни одного дурного слова даже в адрес злопыхателей от него нельзя было услышать. Обо всем сказано с мудростью многолетней выдержки. О возлюбленных, друзьях, педагогах ("Евгения Михайловича Гузикова мы звали „дедушка с волосами цвета льна“") и, конечно, о музыке. Любовь к искусству безгранична. Только в среде музыкантов поделиться сокровенным означает вместе сыграть по партитуре Второй скрипичный концерт Прокофьева.
Ощущение от монолога такое, будто тебя допускают в близкий круг. Где Мстислава Ростроповича — Боже мой! — зовут попросту Славкой, а Дмитрий Шостакович может позвонить на домашний и пригласить послушать новую симфонию. Баршай, как и Шостакович, также столкнулся с непониманием руководства его "неправильных" музыкальных предпочтений. Дирижеру пришлось покинуть страну, но благодаря его отъезду человечество услышало окончание десятой симфонии Малера.
В книге любому слову соответствует аккорд, и в каждой главе из них складывается определенная мелодия. "Нота", раскрывающая нюансы Бранденбургских концертов Баха, приглашает читателей в новый мир. Мир звуков и старинной валторны и скрипки, смычком которой в этом месте обязательно нужно играть стаккато. Рудольф Баршай зовет за собой в залы филармонии, где можно до краев наполниться звучанием, укрыться им с головой.