Екатерина Кронгауз: "Интеллектуалы о детях не говорят?"

26 ноября 2015
ИЗДАНИЕ
АВТОР
Подготовила Юлия Варшавская

28 ноября в рамках литературной ярмарки non/fiction пройдет презентация книги Екатерины Кронгауз "Я плохая мать? И 33 других вопроса, которые портят жизнь родителям". Честно и остроумно она описывает свой опыт, признаваясь, что не знает ответов на многие вопросы. Зато уверена: дети – это не проблема!

Psychologies: Почему вы написали книгу о своем материнском опыте именно сейчас, когда ваши дети еще такие маленькие?

Екатерина Кронгауз: Моя книга в меньшей степени про детей и в большей – про то, как они меняют жизнь своих родителей. С рождением ребенка мы по-другому начинаем думать, принимать решения, реагировать. В этом смысле самые серьезные органические поражения в человеке происходят именно в первые годы. Все свободное время мы тратим на самокопание и бесконечные переживания, пытаемся как-то подстроиться под эту новую, изменившуюся реальность. И самое интересное, что эти процессы совершенно не зависят от того, какой у нас родился ребенок. Есть еще одна причина, почему мне было важно написать эту книгу сейчас. Мне кажется, в жизни есть три события, которые кардинально меняют наши представления о себе: первая любовь, смерть близкого и рождение ребенка. И если о смерти и любви принято рассуждать, писать книги и снимать кино, то тема детей остается крайне маргинализированной. Большинство считает: зачем вообще говорить о таких естественных и обыденных вещах? Хотя вопросы, с которыми мы сталкиваемся, став родителем, являются смыслообразующими. Но их почему-то обсуждать неприлично – прилично говорить о политике и гражданском обществе. Интеллектуалы о детях и не говорят. Но сейчас, как мне кажется, эта ситуация немного меняется в лучшую сторону. И меня это очень радует, потому что нам нужно научиться говорить о детях – и не только слащавым языком в "мамских" кружках.

Вероятно, потому что нет языка, на котором проблемы младенчества можно обсуждать на более высоком уровне? Сленг родительских форумов вызывает у многих отторжение.

Е. К.: Я тоже испытываю неприятные чувства по поводу "мамской" лексики, но мой папа (профессор лингвистики Максим Кронгауз. – Прим. ред.) всегда ставит мне в укор этот снобизм. Он считает, что это субкультурный язык, нужный для того, чтобы отличать своих от чужих. Но ведь это проблема не только детской тематики. Посмотрите, в России вообще для многих важных тем нет нормального языка. Например, о сексе мы умеем говорить либо грубо, либо используя какие-то странные эвфемизмы типа "лепесточков" и "перчиков". Но это же не значит, что не нужно говорить о сексе! Поэтому моя книга – это попытка вести человеческий разговор о детях. Мне приятно, например, что ее читают мужчины, которые никогда не держали в руках ни одной книги о воспитании.

Рождение ребенка – своеобразная "русская рулетка", потому что мы не можем предугадать, какие изменения произойдут с нами на следующий день после родов. Какие главные открытия вы сделали о себе, став мамой?

Е. К.: Я сделала несколько неожиданных открытий. Например, выяснилось, что я могу чувствовать себя очень комфортно, ничего не делая. Я всю жизнь провела с ощущением, что обязана быть деятельным человеком, даже если у меня будут дети. Снисходительно думала о тех, кто может довольствоваться только уходом за ребенком. Поэтому с самого начала настраивала себя: никакого декрета! Но, родив первого сына, вдруг поняла, что мне нравится просто лежать с ним весь день на диване! Но так как у меня были определенные установки, никакого декрета я не брала – ходила вместе с ребенком на работу или деловые встречи. В принципе, в этом не было никакой трагедии. Там, где я работала, был огромный балкон, и нам с Левой было довольно комфортно. Но если бы я позволила себе больше расслабиться, наши первые месяцы вместе могли пройти еще приятнее.

Сейчас есть определенный тренд – роды должны пройти так, как будто ничего не изменилось и тело и внутреннее состояние женщины остались прежними. Хотя на деле все происходит иначе…

Е. К.: Есть две крайности: одни считают, что все изменилось и теперь они должны положить себя на алтарь некой жертвы. Вторая крайность заключается в том, что мы не должны отдать "ни грамма" своей жизни и привычек ребенку, потому что тогда превратимся в "мамашку". Обе эти крайности кажутся мне навязываемыми извне, а не обусловленными внутренними потребностями мамы и ребенка.

Вам удалось найти для себя золотую середину?

Е. К.: Я знаю, что есть идеальная ситуация, в которой я чувствую себя комфортно: мне тепло, кто-то 3–4 часа занимается детьми, а я в это время работаю. Но жизнь, естественно, вносит коррективы – и работаю я больше, и детей вижу меньше, и живу там, где холодно. Как и остальным людям, мне приходится все время лавировать между желаемым и действительным.

Вы пишете о том, что, когда материнство превращается в одну сплошную жертву, это не приносит счастья ни детям, ни их маме. Вам не кажется, что жертвенность – это черта, в целом присущая русской женщине? И как же тогда избежать этого в отношениях с ребенком?

Е. К.: О русской женщине существует много стереотипов, в том числе и внутренних. Как, впрочем, и о русском мужчине. Как избежать? Я не знаю ответа. Но считаю, что это важно хотя бы потому, что потом эта жертва станет мучением для самих детей. Я вовсе не призываю быть эгоистами. Напротив, есть масса вещей, которые мы делаем ради них с удовольствием. Иногда даже не задумываясь и не называя свои поступки жертвой. Другое дело, когда мама действует через силу, под лозунгом: "Я ради тебя всю жизнь положила!" – и потом долгие годы попрекает этим ребенка. Который вообще-то ничего не просил. Я хочу донести одну простую мысль: если у вас здоровый ребенок – не все так серьезно! В мире есть масса ужасных вещей – детские болезни, травмы... Мы же научились говорить, что беременность – это не болезнь, а теперь надо научиться говорить: "Дети – это не проблема". Их появление многое меняет в жизни, но ребенок – это не беда, с которой надо справляться или бороться.

В книге вы пишете, что невозможно следовать одной системе воспитания, потому что каждая из них разбивается об характер конкретного ребенка. Какими же принципами тогда руководствоваться? Где искать ответы на свои вопросы?

Е. К.: Вся эта история про теории воспитания, на мой взгляд, только невротизирует родителей. Включаешь компьютер – на тебя обрушиваются сотни статей с правилами: "Как сделать ребенка счастливым?", "10 вещей, которые нельзя говорить мальчикам", "15 вещей, которые нужно говорить девочкам", "После трех уже поздно!", "До года еще рано!". И если мы будем это все читать и пытаться реализовать в жизни, то скоро сойдем с ума. Да и как сохранить адекватность в этом потоке совершенно противоречивых советов? А в это время у вас дома живет реальный ребенок с какими-то своими потребностями. Приведу пример: однажды я почему-то решила, что должна кормить сына строго по часам. Установила приложение на айфон, которое каждые 2,5 часа напоминало мне о кормлении. А Лева хотел есть каждые два часа, поэтому просыпался и плакал. И мы сидели с ним в ночи и плакали, потому что он хотел есть, а я – спать. И главное, нам обоим было совершенно непонятно, зачем все эти мучения? Так вот, с большинством правил и общих мест именно так и происходит: если мы не понимаем, зачем то или иное нужно ребенку, не надо делать это только потому, что так написано в книжке.

Какой тогда выход? Вообще ничего не читать?

Е. К.: Отчего же? Я знаю людей, которые таким образом, наоборот, снимают свою тревогу. Ведь рожать детей – это страшно! Более того, я знаю людей, которые последовательно придерживаются одной теории воспитания и вполне довольны. Одни увлекаются альфа-родительством, другие считают, что нужно носить ребенка на руках до пяти лет. Любая теория имеет право на существование до тех пор, пока родители не обижают ребенка, не кричат на него и не причиняют ему физического вреда. Мои подруги читали толстенные книги во время беременности, а мне это было не интересно. Потому что с рождением детей одна беда – мы всегда получаем вовсе не то, что ожидаешь. У меня были какие-то общефилософские волнения: какие знания я смогу передать своим детям, в какой мир они придут? А подмывать младенцев и держать головку женщины тысячелетиями умели и без всяких книжек и курсов для беременных. Это же инстинктивное действие, как дыхание или ходьба. У меня есть школа бебиситтеров Kidsout, и я много наблюдаю за самыми разными родителями. И понимаю, насколько у многих зашкаливает уровень невротизации, усталости, перегруженности от непреходящего чувства ответственности и страха. Мы очень хотим быть хорошими родителями, но не умеем получать удовольствия от своих детей и общения с ними. А когда люди уставшие и не получают удовольствия, то начинается: "Молчи, я тебе сказала!" И это парадокс! Ведь первые годы с детьми – это рай! Те самые первые годы, которые почему-то считаются самыми тяжелыми.

Потому что нам постоянно твердят, что первые три года жизни – самые важные, когда закладывается базовое доверие к миру и вообще основы личности.

Е. К.: Мне повезло – книжку, где это написано, я прочитала, когда было уже слишком поздно. И расслабилась!

В последние годы большую популярность получили книги, призывающие к гуманистическому отношению к детям, – Юлии Гиппенрейтер, Людмилы Петрановской... Но чаще всего их читают мамы, которые и так нежны и заботливы по отношению к детям. А те мамы, которые наказывают подзатыльниками, об этой литературе даже не слышали.

Е. К.: Все гуманистическое отношение заканчивается в тот момент, когда ваш младенец плачет ночью три часа подряд, а вы хотите спать. Срабатывает какой-то инстинкт, и вы начинаете кричать или трясти своего ребенка. С этим рано или поздно все сталкиваются. Эта реакция зависит не от количества прочитанных книг по воспитанию детей, а от внутреннего запаса терпения и способности себя контролировать. Но в целом одни люди обладают базовыми знаниями: детей нельзя бить, на детей нельзя кричать, если он плачет, его нужно успокоить. А другие – не обладают, и им не поможете ни вы, ни я, ни Гиппенрейтер, ни Петрановская. И моя мысль как раз в том, чтобы мамы, обладающие этими базовыми знаниями, так не нервничали. Вернее, не они, а мы! В конце концов, есть няни, бабушки и мужья, которым можно отдать ребенка, а самой выспаться или пойти в душ, или в магазин, или на работу. Потому что даже у самой начитанной и любящей мамы, если она смертельно устала, однажды вырвется: "Отстань, ты меня достал!" Потому что эта реакция зависит исключительно от степени усталости и нервозности.

Вы вскользь говорите в книге, что ваши собственные отношения с родителями были достаточно сложными. Став мамой, вы сумели как-то иначе на них взглянуть?

Е. К.: Отношения с родителями пришли в нормальный вид еще до того, как я сама стала мамой. Но есть какие-то смешные воспоминания из детства, которые сейчас стали для меня более понятными. Я помню предвкушение субботы – дня, когда никто не уходит на работу или в сад, а значит, надо поскорее встать и начать веселиться. А мама лежит в кровати и говорит, что хочет еще поспать! Это казалось ужасно несправедливым. Но теперь я так хорошо ее понимаю! Ведь ты пять дней работаешь, встаешь в такую рань – и вот долгожданная суббота, когда можно выспаться, а они у тебя прыгают по голове и требуют веселья. В детстве родители казались какой-то высшей силой, а теперь ты понимаешь, что они тоже были молодыми людьми, такими же, как мы сейчас. Это очень трогательно. 

Рождение ребенка меняет жизнь всей семьи, но отцовский инстинкт обычно просыпается гораздо позже, чем материнский. Но вы пишете, что папу можно "воспитать". Как это сделать?

Е. К.: В русской традиции воспитания вообще не очень понятна роль отца. Создается впечатление, что в первые годы его просто не существует, – отец появляется, когда уже можно похлопать ребенка по плечу или дать ему подзатыльник. Но такой ход вещей не кажется мне естественным – просто все так делают. Почему, возвращаясь из роддома, мы думаем, что только мама способна справиться с ребенком, а папа оказывается выключенным из всех процессов? Да, у женщины в организме бушуют гормоны, а у мужчины нет. Да, он не слышит каждый писк ребенка, на автомате не просыпается ночью, не видит вокруг тысячу потенциальных опасностей… Так ведь нужно ему помочь! Идея о том, что папа не может остаться с ребенком, очень распространена. Но нужно этот стереотип в себе ломать. Это сложно, страшно и неловко, но иначе роль отца в жизни вашего ребенка действительно останется под большим вопросом. Ведь человек любит то, во что он вкладывается. Нужно признаться себе, что в таком поведении матери есть незаметное, но последовательное присваивание себе ребенка. И в итоге семья строится по схеме 2 + 1, когда папа существует отдельно, иногда помогая маме. Он как бы делает ей одолжение, оставаясь с ЕЕ ребенком. А на самом деле вас трое – и у вас одна общая жизнь. Конечно, есть прекрасные отцы, которые с первых дней ухаживают за детьми наравне с мамами. Но это, скорее, исключение из правил. В остальных случаях, если вы не будете подключать мужа к уходу за ребенком, сам он в него не включится. Меня поражают рассказы молодых мам о том, что они не могут сходить в душ третий день. Я не понимаю, что это значит? Моему младшему сыну Яше почти три года, и он каждый день рыдает, когда я закрываюсь в ванной. Представляете, если бы я из-за этого не мылась? Очень скоро у меня бы возникли некоторые семейные и общественные трудности.

Когда вы вели колонки на сайте "Сноб", ваши тексты вызывали довольно жесткие дискуссии. Вас это задевает?

Е. К.: Я, конечно, ранимый и тревожный человек, поэтому мне неприятно, когда другие говорят плохие вещи обо мне или моих детях. Но если человек в грубой форме сообщает, что я ужасная мать и эгоистка, а дети мои вырастут имбецилами, меня это почему-то не задевает. Наверное, я понимаю, что родительские комментарии завязаны на невротизации, о которой мы с вами говорили. Когда человек пишет комментарий о том, что я должна вставать в семь утра и идти гулять с коляской, скорее всего, он сам каждый день встает в семь утра и возит на морозе коляску. И это очень тяжело, он устает, но изо дня в день пересиливает себя, потому что ему сказали: так надо! И когда я пишу: "Да бросьте, поспите до девяти, и не страшно, если дети раскидают игрушки по дому" – это вызывает бешенство. Потому что мои слова таким образом обесценивают его труд, его жертву. Но суть в том, что я не пытаюсь обесценивать ничьи усилия, я просто рассказываю о своем опыте.

Год назад вы создали в "Фейсбуке" группу для мам Momshare. Какие выводы вы сделали для себя за время ее существования?

Е. К.: Во-первых, что большое скопление родителей – это самая страшная сила на свете. Те же люди, которые пишут сахарные посты о своих детях, могут закидать камнями мать, которая придерживается какой-то другой точки зрения. Видимо, в них бурлит столько гормонов, что это выливается в такие крайние формы. За время существования Momshare я прошла все стадии переживания травмы – отрицание, гнев, принятие. Сначала я не могла поверить, что люди так думают и так говорят. А спустя год я стала с большим принятием относиться к тому, что раньше вызывало во мне ярость. Люди, которые по три раза в день спрашивают про грудное вскармливание или устраивают скандалы на детской площадке, стали мне понятнее. Еще я узнала, что мам волнует в буквальном смысле все. Они так обсуждают вопрос, какой горшок выбрать, словно то, каким умным, честным, гармоничным и порядочным вырастет твой ребенок, зависит от того, на каком горшке он будет сегодня сидеть.

А на самом деле нет?

Е. К.: А на самом деле никто не знает. Хотя, думаю, форма горшка на эти вещи не влияет. Как не влияет и то, съел ли он сегодня органическое пюре или обычное баночное. Проблема в том, что мы вообще не знаем, от чего зависит, каким вырастет наш ребенок. Единственное, что мы можем делать, – это жить хорошо сейчас. Так, чтобы все получали удовольствие от совместной жизни. Ведь почему мы, например, покупаем красивые коляски с подстаканниками для кофе? Потому что хотим сохранить какое-то эстетическое удовольствие и после рождения ребенка. Мне ужасно нравится, что в Стокгольме около каждой детской площадки можно купить кофе. И ты садишься на скамейку, пока дети играют, пьешь капучино – как человек! Нужно ловить кайф!